Дебри - Сара Пирс

Сара Пирс

Дебри

Моему отцу, самому доброму и отважному человеку

Нарисуй мне карту того, что видишь,

                                               думает растаман,

А я нарисую карту того, чего ты не видишь.

И чья же карта будет крупней?

Чья же карта будет правдивей?

Кей Миллер. «Картограф пытается начертить путь к Сиону»

Sarah Pearse

THE WILDS

Sarah Pearse Ltd. 2024

This edition is published by arrangement with Johnson & Alcock Ltd. and The Van Lear Agency

Рокачевская Н. В., перевод на русский язык, 2025

Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Пролог

По вечерам трейлер словно оживает. При включенном свете внутри становится тепло, уютно, и я чувствую себя как в коконе. Жесткие контуры смягчаются. Утилитарные формы плиты и холодильника, а также сложенные у раковины упаковки с едой уже не выглядят такими угловатыми.

Но именно в это время суток я становлюсь особенно уязвимой.

Внутри все прекрасно видно, в то время как снаружи подкрадываются тени, огни высвечивают, кто я, заставляя меня нервно дергаться. Высвечивают не только все мои пожитки – книги и рисунки, – но и фобии с привычками. А еще каждое мое движение.

Пусть я и стараюсь не думать об этом, но все равно пугаюсь, представляя, как фургон смотрится снаружи – маленький и одинокий посреди тьмы.

Я выглядываю в окно. В парке почти совсем стемнело, и деревья превратились в силуэты на фоне неба. Похоже, ночь здесь накрывает землю быстрее, внезапно погружает ее во мрак.

Даже в сумерках это место, этот вид стали моими любимыми – петляющая по долине река и лес за ней, поднимающийся к деревням у подножия горы. Над крышами как будто постоянно висят облака, словно дома сделали вдох и все разом выдохнули.

Я оборачиваюсь, и взгляд останавливается на листке бумаги, который лежит на столе передо мной.

В каждую линию я вложила частичку души. Первые поцелуи. Укромный уголок под самой крышей. Огромные костры, от которых пылают небеса.

На мгновение я переношусь туда, откуда прибыла. Липкие пятна пролитого пива. Смех.

Я улыбаюсь. Но улыбка гаснет.

Снаружи доносится какой-то звук. Не привычный саундтрек национального парка – пение птиц, шорох листьев на ветру, – а нечто более нарочитое.

Шарканье шагов по земле.

И тут же крохотное пространство фургона еще больше съеживается, стены начинают смыкаться и давят. Здесь больше нет уюта, лишь удушающе замкнутое пространство.

Я задерживаю дыхание и снова смотрю в окно.

В темноте ничего не видно. Только перемещаются тени и тянутся друг к другу едва различимые силуэты веток.

И вдруг раздается лязг металла.

Внутри у меня все сворачивается, а потом распрямляется. Я вспоминаю, как называла это мама: оригами из кишок.

Я встаю, хватаю со стола листок бумаги и судорожно озираюсь по сторонам.

Надо его спрятать.

Нагнувшись к шкафчику, я стукаюсь о полку и сшибаю солонку. Крышка была плохо завинчена, и соль рассыпается по полу.

А когда я поднимаю голову, то обнаруживаю в окне лицо.

Все мое тело замирает. Кровь, дыхание, сердце – все останавливается.

Даже в темноте я замечаю ярость.

Делаю вдох, но не пытаюсь сбежать. Я не удивлена, скорее покоряюсь судьбе.

А может, в глубине души я знала, что так все и кончится.

Вероятно, с самого начала все было предрешено.

Нельзя сбежать от монстра.

Мне следовало это знать.

1

Кир

Девон, июль 2018 года

Позавчера я прочла, что у любителей путешествий есть особый ген. Самый настоящий ген жажды странствий.

Он называется DRD4 7R и влияет на уровень дофамина. Готовность к риску – именно такое поведение характерно для тех, кто любит путешествовать.

И теперь я знаю, что у всех, независимо от рода-племени – путешественников класса люкс, любителей музеев или тех, кто живет в трейлере, – у всех нас есть одинаковый фрагмент ДНК бродяги.

Вчера я сообщила об этом Зефу, и он засмеялся. Сказал, общее у нас только то, что мы бежим от чего-то. Или от кого-то. Типично для Зефа, который всюду видит мелодраму. Такова уж его поварская натура. Как говорит один его друг, творческая личность питается эмоциями.

И он прав: сейчас Зеф как раз готовит нам завтрак размашистыми и смелыми движениями, не оставляющими места для сомнений. Громко разбивает яйца о край сковородки и шлепает их в томатную подливку.

Яйца по-мексикански. Наше любимое блюдо. Самое лучшее, что можно приготовить в трейлере. Бросив скорлупу в мусорку, Зеф чешет в затылке, проводит ладонью по подстриженным почти под ноль волосам. Его черты смягчаются – он проделал трудную работу: поджарил лук до прозрачности, добавил сладкий перец и чили, чеснок, лавровый лист, помидоры, приправы. Теперь соус загустел и выпарился.

Поднеся ложку к губам, Зеф пробует блюдо и улыбается. Я тоже невольно улыбаюсь. Обожаю смотреть, как он готовит. Только в это время он не пытается бороться с самим собой.

– Почти готово. – Почувствовав, что я наблюдаю, Зеф достает гречневый блинчик и слегка обжаривает его на другой сковородке, где уже шкворчит масло. – Проголодалась?

– Умираю с голода.

Я перевожу взгляд на окно. Ветер прорезает бирюзу полосами темно-синего, слева направо тянутся рваные линии.

Именно ради таких видов мы поставили трейлер так, чтобы окна кухни выходили на море. Потрясающее зрелище. И пусть я постоянно перемещаюсь, но эта полоска побережья Девона всегда была моей любимой – крохотные бухточки с песком и галькой, ржаво‐красные утесы и спускающиеся прямо к воде деревья.

Я научилась плавать в этих водах, целоваться в них и смывать в них кровь с ободранных о камни коленей. Я чувствую ритм моря внутри, даже когда нахожусь за многие мили отсюда.

Зеф что-то мурлычет себе под нос и выключает конфорку. Яйца готовы. Он ставит сковородку на стол, балансируя с блинчиками и миской тертого сыра в руке.

Я отодвигаю карту, над которой работала, и ставлю на стол подливу.

Посыпав блинчик сыром, кладу на него яйцо с подливкой и