Опасные драгоценности - Татьяна Витальевна Устинова

– Подождем до утра. Никуда он не денется.

Она была убеждена, что Ахмат завязнет в размокшем большаке или заблудится, сбившись с малознакомой дороги. Гарем Наджиба заперли в людской. Алекс еще не определился, как поступить. Сдавать этих четверых в городской околоток было вроде бы не за что – они не причинили ущерба, а невинные розыгрыши злодеяниями не считаются. Однако через них был шанс выйти на оставшихся – тех, что, может быть, именно в эту ночь грабили особняк графини на Невском.

Анита до рассвета просидела над листком, обещавшим графине некое обретение после лишений. Максимов же, покемарив пару часов, отдал Ерофею распоряжение седлать самых быстрых коней и, едва забрезжила заря, отправился в сопровождении трех крепких мужиков по следам сбежавшего Ахмата. Сначала им попался верблюд, брошенный, видимо, из-за своей медлительности. Он одиноко бродил вдоль обочины и жевал осклизлые березовые веточки. А через десять верст дорогу перегородили сломанные дрожки графини. Ахмат пересел на них и надеялся доехать до города, но в темноте ухнул колесом в колдобину, сломал ось и бросил повозку, выпутав коня из упряжи. Конь, однако, и в подметки не годился максимовским рысакам. Беглеца настигли на середине пути, повязали и доставили в усадьбу. Опасаясь расправы, он сделался словоохотливым и во всем сознался, сдав заодно и своих подельниц. Согласно его показаниям, восемь жен Наджиба остались в столице ради поисков сокровищ.

За завтраком Алекс похвалился успехами, но радость его была сдержанной.

– Мы раскрыли заговор, я уже отправил Ерофея в город, чтобы он послал в Петербург депешу, благодаря которой полиция приструнит всю эту свору. Но мы так и не разгадали главного: где наследство Наджиба? Что, если он просто пошутил?

Марья Антоновна обиженно наморщила лоб:

– Наджибчик не имел обыкновения подшучивать надо мной. Он меня любил. Не то что этих…

Она с легкостью простила покойному супругу сокрытие многочисленных жен и свято верила (или хотела верить) в то, что лишь она одна являлась его истинной страстью.

Анита улыбнулась ей и положила в кофе ложечку сливок.

– Да, Мэри, думаю, он любил вас. И спрятал свои богатства в самом надежном месте.

– Где же?

– На вашей груди.

Госпожа Госкина ошарашенно скосила глаза вниз. В поле ее зрения попал серебряный кулон, висевший на цепочке.

– Что?.. Эта дешевая побрякушка?

– Дешевая? – Анита повернула руку ладонью вверх: – Позвольте.

Графиня сняла кулон и отдала ей. Анита вынула из ридикюля миниатюрные ножнички, что-то подковырнула, и серебряная скорлупа распалась на две половинки. Оттуда на стол выкатился ограненный камешек. Анита взяла его двумя пальцами. Он излучал шелковистый блеск и сочетал, казалось, несочетаемое: матовую черноту и абсолютную прозрачность.

– Если не ошибаюсь, это знаменитый алмаз «Черный дервиш». Бриллианты такого оттенка и чистоты попадаются крайне редко. Наджиб взял с собой из Кабула то, что стоило дороже всего и проще было увезти. Цена этого камня огромна, он позволит вам, Мэри, жить безбедно несколько лет…

Марья Антоновна, вытаращив глаза, осторожно коснулась алмаза.

– Боже, какая прелесть! О, Наджибчик… мой дорогой!

Больше она не смогла вымолвить ничего. Ею овладел ступор, она смотрела на бриллиант, и из глаз капали слезы.

Максимов тоже был поражен. Он придвинулся к Аните и с нежностью ее поцеловал.

– Фантастика! Как тебе удалось?..

– Была только одна подлинная подсказка, она содержалась в строчке: «Когда поутру лишишься всего, найдешь». Я с самого начала обратила внимание на ее корявость. А сегодня ночью меня озарило. Если сложить первую букву первого слова с последней буквой второго, а потом с первой буквой третьего и так далее, то получится слово «кулон». Я тут же вспомнила о свадебном подарке Наджиба… Вот и все.

– Нюточка, вы чудо! – только и выговорила восхищенная графиня Госкина.

А Максимов запечатлел на лике обожаемой супруги еще один жаркий поцелуй.

Анита могла бы сказать, что довольна собой. Но она считала, что порядочную женщину украшает скромность, и потому предпочла не комментировать адресованные ей похвалы – так, словно они нисколько ее не касались.

Анна и Сергей Литвиновы

Запретная страсть

– Козочка, пора вставать. – Он пощекотал ей ухо.

Инночка перевернулась на спину и открыла глаза.

Андрей уже был одет, и легкая ослепительно-белая сорочка подчеркивала его мускулистый торс.

– Принеси мне кофе в постель, – капризничая, сказала Инночка.

– Через сорок минут у меня совещание с начальниками управлений, – игнорируя ее слова, сообщил Андрей. – Мне еще надо побриться.

– Возьми нож на кухне.

Андрей не принадлежал ей по утрам. И не принадлежал днем. И по воскресеньям. Только по вечерам три раза в неделю. Тогда он выполнял любое ее желание. И еще – по ночам. Тогда он догадывался о каждом ее желании.

Три раза в неделю. Совсем немало.

Андрей завязывал перед зеркалом галстук – точным и широким движением. Инночка сбросила простыню и лежала вся обнаженная. Ей хотелось, чтобы он послал к чертовой бабушке совещание и набросился на нее, но она знала, что этому не бывать.

– Можешь опоздать на часок, – приказал Андрей. – Придешь, отошлешь факсы и переведешь полученные. В час – деловой обед с ребятами из «Стандарт ойл». Будешь переводить.

– Куда ж ты небритый. – Инночка подошла и обхватила его руками сзади.

В зеркале они смотрелись совсем неплохо. Его мужественное лицо, оттененное белой сорочкой и красным галстуком в полоску. Ее глубокие глаза, ямочки на щеках и струящиеся черные локоны.

– Я побежал. – Он небрежно чмокнул ее в губки, пошлепал по попке и по-хозяйски открыл дверь. – Побреюсь в машине. Бутерброды для тебя на столе.

Инночка вздохнула. По-прежнему нагая, она прошла в спальню. Присела перед зеркалом. Открыла футлярчик, что вчера подарил Андрей. Достала серьги. В золотых цветках горело по бриллианту. Примерила. Бриллианты шли ей. А кому они, спрашивается, не идут?

Надену их сегодня. Плевать на всех.

Три раза в неделю, вздохнула она. Словно посещение бассейна. Или корта. «Инна: понедельник, среда, пятница» – так, наверно, записано у него в ежедневнике. У него есть жена. Он никогда ничего не говорил о ней.

Он запал на нее сразу, когда она пришла наниматься в фирму.

Через неделю он пригласил ее в ресторан. Между столиками бродил певец с гитарой и пел щемящие французские песни. Андрей дал ему двадцать долларов, и тот спел для Инны «Елисейские Поля». Вечер закончился в ее постели. Он оказался умелым любовником.

Вскоре они провели две недели на выставке в Париже. По утрам пили кофе в широченной кровати. Однажды она со