Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун
Но мы изменились. За четыре дня изменилась вся моя жизнь. Умерев, потеряв контроль над своей самой страшной тайной, мой отец обновил мою жизнь и подарил мне сестру. Подлинная история о судьбе Коко ничего не изменила в моем отношении к Руби. Все, что это дало мне, – решимость защитить ее.
Мы пробуем слушать музыку, но к западу от трассы M25 мое радио не ловит ничего, кроме Radio Two и телефонных интервью об инцесте. Когда выясняется, что три станции подряд играют Simply Red, я выключаю радио, и Руби не возражает. Она просто устраивается поудобнее, скрещивает руки и, кажется, мгновенно засыпает, прижавшись головой к окну, а ее брекеты сверкают в свете угасающего солнца. Руби, моя маленькая сестренка. Я обещаю, что буду присматривать за тобой. Заботиться и защищать тебя. Благодаря тебе я становлюсь лучшим человеком.
И усталым. Измотанным, измученным, лишенным отца ребенком. Моя жизнь уже никогда не станет прежней. И хотя я знаю, что буду горько сожалеть о том, как я его осуждала, о потерянном времени и упущенных возможностях, я благодарна за то, что, умерев, он наконец дал мне шанс полюбить его. Жизнь – это странный коллаж из серых оттенков. Неудивительно, что мне было так трудно ценить ее, когда все, что я искала, было черно-белым.
Как только дорожные знаки на Арундел переходят к однозначным числам, Руби просыпается, потягивается, смотрит на меня большими глазами и говорит:
– «Макдональдс».
Cплетает пальцы в молитвенном жесте и смотрит на меня как голодный щенок.
– Боже мой, – говорю я. – Ты экстрасенс или типа того?
– Мой последний бигмак до начала семестра, – отвечает она.
– Семестра?
– Да ладно. Ты же не думаешь, что я позволяю ей заставлять меня делать больше уроков, чем другие подростки?
Она ждет. Видит вывеску и прижимает костяшки пальцев к подбородку.
– Пожалуйста, – говорит она, – пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Господи. Я включаю поворотник и сворачиваю с дороги в сторону золотых арок. Клянусь, я больше никогда не подойду к этому месту. В их картошку фри, должно быть, кладут какие-то наркотики для детей.
Мы по очереди идем в туалет и переодеваемся в обычную одежду. Я отдаю Руби свой бумажник, и, когда я возвращаюсь в джинсах и майке, она уже сидит за столиком с молочным коктейлем, крышка стаканчика открыта.
– На этот раз у меня шоколадный, – говорит она. – Тебе стоит попробовать.
– Никогда, – отвечаю я, – ни за что на свете.
Руби пожимает плечами и ухмыляется.
– Вот увидишь. Однажды, когда ты меньше всего будешь этого ожидать…
– Я тебя умоляю… Теперь ты гипнотизер, да?
Она снова пожимает плечами и погружается в себя.
– Ты ждешь встречи с мамой?
Она кивает и ест.
– Наверняка она по тебе скучала.
– Конечно, скучала. – Она мотает головой. Удивительно, как пятнадцатилетняя девочка может превратиться из двадцатилетней в восьмилетнюю в течение нескольких часов. – Она же питается мной.
– Хочешь ходить в школу, Руби?
– О боже, хочу ли я? Да я уже превращаюсь в сказочного урода с холма.
– Ну, я бы не стала заходить так далеко.
– Да, но.
– Эти выходные должны помочь, – говорю я. – Ты была таким молодцом. Не думаю, что она стала бы отрицать, что ты со всем справишься, если бы видела тебя.
– Да, но она ведь не видела, не так ли?
Я морщу нос.
– Я ей расскажу.
Останусь на ночь в Даунсайде. Я так устала, что, думаю, опасно ехать за рулем в Лондон сегодня вечером.
Руби что-то ворчит и съедает еще один ломтик картошки.
– Камилла?
– Да?
– Ты вернешься? Чтобы увидеть меня?
– А ты этого хочешь?
Ее рука замирает.
– Если ты хочешь, то да.
– Хорошо, – говорю я. – Постараюсь иногда выкраивать время в своем плотном графике.
– Иди в задницу, – отвечает она. По-доброму.
И вот мы едем домой. В темноте в свете фар мерцает дождь. Миллс Бартон весь закрывается на ночь, свет льется сквозь стекла окон, таких идеальных, что хочется остановиться и бросить в них кирпич. Руби сидит впереди, напряженная от предвкушения, вглядываясь в лобовое стекло, как будто деревья пролетят быстрее, если она будет их считать.
– Как ты думаешь, она в порядке? – спрашивает она.
– Уверена, она будет рада тебя видеть, – отвечаю я.
Ну, в смысле, откуда мне знать? Я видела достаточно безумия за эти выходные, чтобы ничего не предсказывать. Но знаете – внезапно Клэр кажется самой уравновешенной из них. Я действительно с нетерпением жду встречи с ней. Кто бы мог подумать?
Я подъезжаю к воротам, и Руби выскакивает, чтобы открыть их. Дождь идет полным ходом, и она с головой закуталась в плащ. Она раскачивается на воротах, когда я проезжаю, а потом бежит обратно, смеясь.
– Добро пожаловать на побережье! – говорит она. – Здесь самые лучшие ветра.
Мы пробираемся через лес, выходим с другой стороны, и, когда наши фары освещают дом, дверь открывается, и свет льется на лужи на дороге. Рафидж несется вперед, наворачивает круги, танцует в свете фар; огромные белые зубы сверкают, язык высунут, чтобы уловить капли дождя. Руби распахивает дверь, и внезапно машина оказывается заполнена мокрой собакой, и Руби плачет, не переставая, осыпая его морду поцелуями, пока он заляпывает грязью мою обивку. А потом появляется Клэр, стоит на крыльце, смотрит на нас; она плотно закутана в большой кардиган, и она улыбается.
Эпилог
2004. Суббота. Симона
«Я – маленькое чудо. Он сказал это; он назвал меня маленьким чудом. Это не плод моего воображения. Он заметил меня».
По дороге через гавань она летит по воздуху. «Это лучшая ночь в моей жизни, – думает она. – Я запомню ее навсегда. Этот чудесный ужин, и то, что я нарядилась, и то, что он посадил меня рядом с собой, потому что я особенная. Он еще не видит этого, еще думает, что я слишком молода, но в глубине души он уже понял. Он сказал, что я красивая. Он сказал, что я умная. Он сказал, что я чудо…»
Вечерний ветерок ласкает оголенные руки, заставляя ее дрожать от удовольствия. «Все идеально. Все. Я вижу, что он не любит ее. Она – это все, что не так в его жизни. Замечательный Шон Джексон, захваченный вампиршей, высасывающей из него радость лишь для того, чтобы
