Искатель, 2004 №3 - Станислав Васильевич Родионов

Склонив голову и сжавшись, он ждал чего угодно: грома, молнии, пламени, боли… Но вокруг повисла мертвая тишина. Глеб осторожно поднял голову — его собеседник смотрел на него с жалостью.

— Мне не нужна твоя душа.

Во взгляде Глеба проступил ужас. Все, во что он верил, что считал непреложным законом, рухнуло в одно мгновенье. Реальность оказалась страшнее самых страшных кошмаров…

В реальности не было никакой надежды.

— Почему люди так уверены, что их души имеют какую-то ценность? И ведь что интересно: чем мельче и никчемнее душонка, тем выше владелец ее ценит! Доведя до абсолютно ничтожного, скотского состояния полученную при рождении искорку бесценного Божественного Дара; вы безоговорочно убеждены в том, что в любой момент можете обменять эти жалкие остатки на все богатства Мира. — Собеседник Глеба усмехнулся и покачал головой. — Это не так. Твоя душа мне не нужна, мне вообще ничего от тебя не нужно — я не настолько беден, чтобы просить. Я только предлагаю.

— Ты можешь вернуть Вельгу?

— Нет, — чуть помедлив, ответил человек в кресле. — Не могу.

— Тогда что ты можешь мне предложить? — презрительно усмехнувшись, спросил Глеб. — Больше мне ничего не нужно.

— Не торопись, Глеб, — вкрадчиво посоветовал собеседник. — Ты ведь даже не знаешь, от чего отказываешься.

Встав с кресла, он подошел к камину и протянул руки к огню. Языки пламени, точно живые, потянулись к его ладоням.

— Я предлагаю тебе свободу. Полную, абсолютную, безграничную — ту свободу, что когда-то принадлежала тебе по праву рождения. Я предлагаю тебе встать с колен и самому решать, что делать со своей жизнью.

— У меня больше нет жизни, — глухо произнес Глеб.

— Тогда ты можешь решать, что делать с жизнями других людей. Подумай, Глеб, Вельгу уже не вернуть, но скольких таких же, как она, еще можно спасти. Спасти от пыток, от костров, от повторения судьбы жителей Эльсионы. Я предлагаю тебе свободу от страданий и боли. Свободу самому делать выбор. Этот дар, этот груз по плечу немногим, но ты можешь его принять и можешь помочь другим. Прежде чем сказать «нет», посмотри, от чего ты отказываешься.

Языки пламени, камин, странный собеседник Глеба — все подернулось зыбкой пеленой и, потеряв четкость очертанияй, стало медленно расплываться, растворяясь в окружающей тьме. Глеб ощутил, как какая-то сила настойчиво тянет его за собой в пустоту, в неизвестность. В ее настойчивости не было принуждения, скорее, это было приглашением, дружеским зовом. Глеб чувствовал, что может в любой момент разорвать свою связь с силой и остановиться. Он знал, что ТОТ, С КОТОРЫМ ОН РАЗГОВАРИВАЛ, не обманул, и он может хоть прямо сейчас вернуться назад, в свой мир, и там все действительно будет по-прежнему — та же боль, та же тоска, те же безысходность и бессмысленность всего происходящего…

Он мог повернуть назад.

Но не сделал этого.

Темнота неспешно рассеивалась, и перед Глебом привычным калейдоскопом закружились смутно знакомые образы, ощущения, звуки…

Сосредоточившись, он понял, что видит свою собственную память, свою жизнь, свою душу. Заглянув в сотни чужих жизней, он никогда до этого момента не погружался в свой собственный разум. Не потому, что не мог, потому, что это было запрещено. Так его учили, таково было требование церкви. И вот теперь он нарушил запрет и понял, что ничего страшного не произошло, наоборот — сейчас он видел и ощущал все происходящее намного острее и глубже, чем обычно. И проходящие перед ним образы неожиданно представали в совершенно новом свете, и Глеб понимал, что события его жизни были совсем не такими, какими они представлялись ему в привычных воспоминаниях. Точнее говоря, события оставались теми же — изменился их смысл.

В них не было никакого смысла.

Глеб видел и замечал сейчас многое из того, что когда-то прошло мимо его внимания, и постепенно понимал, что вся его жизнь была лишь бесконечной чередой случайностей и глупостей.

В том, что с ним происходило, не было его воли. Все желания, стремления, цели, которые он когда-то считал своими, на самом деле были навязаны ему внешними силами или стечением обстоятельств.

Все его самокопания, страхи и надежды, радости и горести были нелепыми и надуманными. Он жил не помня себя и бестолково кружился в водовороте событий, как мельничное колесо крутится под напором водяного потока. Он поступал так или иначе не потому, что хотел этого или нуждался в этом, а потому, что кто-то когда-то сказал ему, что это хорошо и правильно, и, следовательно, он должен поступать именно так. Сейчас, оглядываясь назад, Глеб спрашивал себя: для кого это было хорошо? По сравнению с чем правильно? И кому, собственно, он был должен?

Он видел любовь и разлуку, дружбу и предательство, рождение и смерть и понимал, что приносимые ими радость или горе были не в самих этих событиях, а существовали лишь в его, Глеба, разуме. Мир был настолько огромен, непредсказуем и полон случайностей, что добро невозможно было отличить от зла. И не было в этом мире ничего такого, что стоило бы поставить над всем остальным.

Глеб плавно скользил все дальше и дальше, из прошлого в настоящее, и все воспоминания о его жизни, сохраняя небывалую прежде четкость и яркость, постепенно отдалялись от него, уходили куда-то в сторону, и он начинал смотреть на свою жизнь как на что-то ему уже не принадлежащее.

И вот наконец, отдаваясь в его душе глухой болью, приблизились события последних дней. Но теперь они уже не имели того значения, которое Глеб придавал им всего несколько минут назад, теперь они были лишь эпизодом в бесконечной череде таких же случайных и бессмысленных событий.

И боль ушла…

Снова оказавшись в настоящем, Глеб почувствовал, как в него входит НЕЧТО. ЭТО отличалось от всего только что увиденного и пережитого им, потому что ЭТО не было частью его жизни, не было частью его самого. Глеб пока еще не понимал, что это такое, он не чувствовал ни чужой воли, ни посторонней силы — одно только присутствие. Оно было спокойным и незаметным, ничего не требовало и никуда не звало, и Глеб перестал обращать на него внимание.

Равнодушно наблюдая за своими ощущениями от происходящего, он вспомнил, что пора возвращаться в свой мир. Но перед этим нужно было немного задержаться, чтобы отказаться от предложенного ему дара.

Или согласиться…

Все равно.

Глеб резко выдохнул и открыл глаза.

Первое, что он увидел, было лицо главного инквизитора, застывшего в напряженной позе у кровати