Маскарад благих желаний - Галина Владимировна Романова

– Один. Светланка, я по-прежнему один.

– А эта девушка? Кто она?

– Рыкова? Коллега. Капитан Рыкова, – добавил он зачем-то.

И помолился Богу, что не допустил его грехопадения, не дал соблазниться шелестом шелковых одежд.

– Может, сходим куда-нибудь? Или посидим дома? Ты в своих трениках. Я в любимых шортах. – Она странно смотрела на него. Словно вот-вот заплачет. – Я была такая дура, Степанов. Считала, что этого нам мало. Того, что мы просто сидим у телика, смотрим фильмы, вместе смеемся. А это было так здорово, так тепло и надежно. Потом ты…

– Я все испортил! – перебил он Светлану, спрятав руки в карманы куртки: они еще помнили, как это – обнимать ее. Могли не сдержаться. – И понимаю, как тебе было больно. Теперь понимаю. Прости.

Господи! Все не то, все не так он говорит. Бубнит какие-то банальности. Разве так нужно? Нужно говорить какие-то красивые важные слова. Чтобы от сердца к сердцу. Чтобы проняло. Чтобы до дрожи. А он: прости! Словно ногу кому-то отдавил в метро. Идиот!

– Угу… – Мелкие снежинки падали на ее волосы, накрывая ажурным палантином. Руки, поправляющие воротник меховой курточки, подрагивали. – Давай, Степанов, попробуем еще раз, а? Я так и не сумела тебя разлюбить.

– И я!..

Они обнимались и целовались прямо на парковке перед отделом полиции. Ничего не видели вокруг! Ни того, что Остров с чашкой кофе в руках смотрит на них из своего окна и осуждающе морщится. Ни капитана Рыковой не видели.

А она, притормозив на выезде с парковки, смотрела в зеркало заднего вида на счастливых воссоединившихся влюбленных. Смотрела, пыталась проглотить комок, застрявший в горле, и без конца шептала:

– Сволочь… Какая же ты сволочь, Степанов…

Поняв, что еще немного и она заревет, Рыкова вжала педаль газа в пол и с визгом покрышек рванула машину с места. Но через десять метров почти уперлась бампером в ходовые огни впереди стоящего автомобиля. Съезд на проспект встал намертво. И навигатор не обещал никаких поблажек в сторону ее дома. Зато выезд из Москвы в сторону коттеджного поселка Ручьи и райцентра, где проживал следователь Юркин, светился зеленым.

Не раздумывая ни минуты, Надежда развернула машину и поехала к Юркину.

Он сегодня звонил ей, но попал не вовремя. К ним в кабинет нагрянул Остров с проверкой. А они: кто со стаканом кофе, кто пудрой от пончиков сидит обсыпается, кто по телефону треплется. Реакция не замедлила себя ждать. Разнос шел минут десять по полной программе. И тут звонок от следователя Юркина.

Она не ответила, но написала сообщение, что перезвонит позже. Не перезвонила. Пошла возня по просроченным отчетам. Папки летали со стола на стол. Замоталась и забыла. Теперь вот вспомнила. Надо было позвонить, предупредить. Но она решила, что раз едет по делу, то предупреждать не обязана.

Но уже, въезжая в райцентр, запаниковала. Она же ничего не знает об этом следаке. Сейчас ввалится к нему на адрес – он был ей известен, – а там жена и трое ребятишек мал мала меньше. И она из-за своих обид и беспричинных мечтаний в адрес Степанова испортит семейный вечер. Дернет мужа и папу из-за накрытого к ужину стола. Или оторвет от чтения сказок, или от лепки пластилиновой. Чем там еще обязаны заниматься родители со своими чадами вечерами?

– Плевать, – настырно мотнула головой Рыкова. – Я по делу.

Она заглушила мотор машины на стоянке перед домом Юркина, застегнула куртку до подбородка, выбралась на улицу и пошла к его подъезду. Лифта в шестиэтажном доме не было. Пришлось подниматься наверх ножками. Она почти бежала, но у двери следака встала столбом.

Дверь была приоткрыта!

– Твою мать! – еле слышно выдохнула Рыкова, по привычке сунув руку под мышку в кобуру.

А там пусто – ни кобуры, ни пистолета! Генерал сегодня и насчет не сданного на ночь оружия разносил их отдел. Очень круто разносил и угрожал выговорами и несоответствием.

Пнув слегка дверь, она сунулась в коридор, осмотрелась. Все чисто. Обуви лишней нет. Только обувь Юркина. Ни женских сапожек, ни детских ботиночек под вешалкой. Нет, стало быть, никакой семьи и детей. Одинок Юркин.

– Алексей Иванович! Это Рыкова. Все у вас в порядке? – крикнула она очень громко.

– Надя? – последовал изумленный возглас в ответ. – Проходите. Я на кухне. Да, да, все хорошо. Проходите.

Хорошо-то ничего не было. На полу свалка из битой посуды и еды. Рядом два ведра – помойное и с водой. Швабра, веник. Брюки Юркина с острыми стрелками в сальных пятнах. На белоснежной рубашке следы соуса. Лицо несчастное.

– Уронили стол, надо полагать, Алексей Иванович? – кисло пошутила Надежда.

– Уронили, только не мои руки. – Он смотрел на свои мокрые ладони, они подрагивали.

– Ужин, я так полагаю, не задался? Есть еще тряпка? Или совок? Буду помогать вам…

Он страшно обрадовался, засуетился, бросился в ванную, вернулся еще с одной шваброй. И они вдвоем принялись за уборку.

– Сначала собираем в мешок всю еду и битую посуду. Потом заливаем все средством, моем, потом вытираем начисто, – командовала Надежда, ловко орудуя веником и совком.

Заметив, что Юркин собрался задвинуть мусорное ведро в шкаф, замотала головой:

– Нет, нет, несите все в контейнер. На улицу. Иначе к утру тут вонища будет…

Юркин послушно накинул куртку, обулся и ушел на улицу. Она успела вымыть пол и со средством, и начисто. И вытереть насухо специальными салфетками. Протерла брызги на стенах и холодильнике. Вылила грязную воду, ополоснула ведро, отмыла швабры и тряпки. И села к столу. Рыкова все не было. Она уже достала телефон, чтобы позвонить ему, потому что начала уже беспокоиться. Следователь по особо важным ушел из дома вынести мусор и пропал! А она сидит в чужой квартире, блин…

Наконец, входная дверь открылась и закрылась, и Юркин спросил:

– Надя, вы все еще здесь?

– Да, – ответила она, подавив облегченный вздох.

– А я пиццу купил.

Юркин возник в дверном проеме без шапки, с занесенной снегом головой, в распахнутой куртке и двумя большими коробками пиццы.

– Будете? – спросил он, глядя на нее как-то тревожно.

Может, боялся не угодить?

Ей хотелось бы, чтобы было так. Ощущать себя кому-то нужной сейчас требовалось особенно остро.

После того как Степанов снова воссоединился со своей Светланой – а он воссоединился, сомневаться нечего, – Надежда чувствовала странную опустошенность. Он никогда ей ничего не обещал, даже не намекал, а она все равно втайне на что-то рассчитывала.

Почему?