Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас
— Это точно не я.
— Я уже понял. — Он пальцем ткнул в одного из тюремщиков: — раздеть!
Сопротивляться было глупо — это Лиза еще в Генеральной Магической управе выучила. Проще, когда стоишь и не сопротивляешься — меньше прилетит, меньше облапают. Хотя противные чужие руки все равно не удержались — прошлись по фигуре перед тем, как разорвать ворот рубашки. Еще и нагло облапали грудь, примеряясь к размеру и цокая языком — не впечатлила их Великая княжна. Пуговицы посыпались на пол, как горох. Запрыгали, покатились по углам, выдавая главное — никого не волнует, что будет потом с Лизой.
Она привычно напоминала себе, что это не она, что это не её тело, что это происходит не с ней. Просто погрузилась в черную воду Финского залива и смотрела со дна на то, что происходит в камере не с ней.
Звуки словно издалека доносились. Что-то об игле. Что-то о соколе. Что-то о «держи крепче!» Что-то о «руками не лапать! Все же княжна!» Надо же, что-то осталось в Федоре Васильевиче хорошее. Иногда и хорошие люди творят дичь и зло, только остаются ли они при этом все так же хорошими?
Грубая, толстая игла под ритуальную фразу вошла в солнечное сплетение, как когда-то Мишка себе вогнал, почти по самый кончик. Игла раскалилась, заалела. Запахло горелой плотью. Что-то подсказывало Лизе, что под спасительной толщей воды ей будет проще. Хотя боли от срыва покровов не было. Она не пришла.
Грудь обожгло огнем — на коже проснулся Золотой сокол.
Мага, который втыкал иглу и почему-то до сих пор удерживал её за ушко, затрясло — он побелел, закатил глаза, пустил пену изо рта, как в припадке падучей. Моргнул и погас свет под потолком — он был запитан от магкристаллов, в которых полным-полно эфира.
Лиза, уже все понимая, рванула из глубин вод, но опоздала — Огонь вырвался из печати, высосав силы из проверяющего мага и сплошной стеной обрушился на окружающих.
— Отслужил… — прозвучало глухо и странно, проникая дрожью под кожу Лизы и отдаваясь в костях. — Прощай…
Огонь рассыпался мелкими искрами на пол, оставляя Лизу среди обугленных мертвецов.
Глава девятнадцатая, в которой Лиза ищет путь домой
Баюша места себе не находила, нервируя Ларису, которой надо было заниматься домом, а вместо этого она то и дело ловила кошку, прыгающую ей на руки, и столь же быстро уносящуюся прочь. Стены дома просто дрожали от мурчания Баюши, а еще вслед за ней несся страх. Лариса понимала её — сама безумно беспокоилась за Елизавету Павловну. Даже не окажись она Великой княжной, все равно бы беспокоилась — мало кто, зная историю Ларисы, относился к ней по-человечески.
Мальчишки Муровы забились куда подальше, потому что Баюша и их атаковала своей лаской и бесконечным мурчанием.
Положение спас приехавший неожиданно хирург из губернской больницы Авдеев — Лариса с ним познакомилась, когда Елизавета Павловна проходила у него лечение после светоча.
Авдеев, отказываясь проходить в дом и безумно смущаясь, как бы его не приняли за душевнобольного, скомканно попросил:
— Можно переговорить с вашей… кошкой. Только не вызывайте санитаров. Госпожа Богомилова сказала, что у вас живет баюн.
Баюша выглянула в коридор, являя Авдееву только свою голову. Кошка выжидающе молчала, и хирург внезапно изошелся потом:
— Кажется, санитары мне все же нужны. Простите, что побеспокоил. Просто в детском отделении коклюш, и я подумал… Глупость подумал, — резюмировал он, разворачиваясь и яростно нахлобучивая на голову шляпу.
— Я с тобой, — догнала его Баюша. — И только попробуй меня после мытья лап засунуть обратно в лужу, как обещал!
Авдеев громко сглотнул и пробормотал:
— Это я не подумав обещал. Ни за что вас…
— Баюша, — представилась кошка.
— …не засуну в лужу.
— Смотри у меня! — Баюша взлетела по его пальто ему на руки: — быстрей, котятки ждут!
* * *
— Вета! Вставай!
— Можно я еще чуть-чуть посплю…
Вставать отчаянно не хотелось. Она устала, у неё болело где-то под ложечкой. Безумно хотелось спать. Она приоткрыла глаз, посмотрела в темноту и сонно пробормотала:
— Я совсем чуть-чуть…
Темнота вновь ответила голосом отца — настоящего отца, который ради неё предпочел умереть и вернуться мертвяком:
— Никаких поблажек! Тебя никто жалеть не будет.
Ей хотелось крикнуть, что она Великая княжна, но её смутила тяжелая мужская ладонь, скользнувшая по её волосам:
— Вставай, солнышко…
Носа коснулся странный запах гари, и жар с головы до ног затопил Лизу, заставляя приходить в себя — она все же умудрилась потерять сознание!
Отец был прав — никаких поблажек, иначе случается страшное. Позволила себе поболеть всего пять дней и… Оказалась в тюрьме. Надо было не жалеть себя, а разбираться со стихиями. Пусть не давать им свободу, пока не восстановится кровь, но попробовать-то вызвать стихии надо было. Надо было настоять на своем праве идти к Полозу. Надо было встретиться с Мишей и подчинить под его контролем воздух. Надо было попробовать вызвать воду. Надо было проверить на ком-нибудь теорию о получении власти над стихиями при помощи крови и эфира, а не просто размышлять над такой возможностью. Артефакты же были для чего-то созданы. Видимо, они были изготовлены на случай упадка крови или эфирных возможностей в семье Рюриков. Не даром последнее время цесаревичи женились только на невестах из рода Рюриковичей. Бабушка-бриттка была странным исключением за последние несколько поколений.
Лиза оперлась на локоть, пытаясь встать, но тот полыхнул болью, и она вновь упала. Лежа на полу, некстати пришла в голову мысль, что Катя тут, в тюрьме, в одной из камер. Кровь живая и мертвая тоже есть. В Лизе или Саше, или Иване. Не хватит её сил, можно будет попробовать усмирить стихии при помощи Кати — она говорила, что сильный, перворанговый маг. Интересно, как она относится к питью крови? Вот будет несмешно, если она заставит Катю пить её кровь, а окажется, что Лицын, оперируя Волкова, зашил ему в послеоперационную рану артефакт управления огнем.
— Холе-е-ера!
А ведь это вариант! Вариант, почему Волков управлял огнем, считая, что все дело в крови. И это объясняет, почему артефакт так и не нашли. И почему для лечения Волкова привлекли именно хирурга.
— Х-х-холера…
Пол был безумно
