Современный зарубежный детектив-7 - Ребекка Занетти

Я не из тех, кто часто пьет. И уж точно не днем. Даже на бранчах с Моникой и девочками я обычно пила чай со льдом, но чем дальше погружаюсь в эту кроличью нору, тем чаще соглашаюсь, когда мне предлагают выпить, а здесь это случается частенько. Сейчас я выпила четыре арбузных «Маргариты» и, наверное, слишком пьяна, чтобы разговаривать с Каллумом, но по иронии судьбы достаточно храбра для этого, поэтому беру два пива из холодильника и снова появляюсь у его двери с небольшим подношением и просьбой уделить мне время.

Я чувствую себя идиоткой, явившейся без приглашения после того, как моя подруга пыталась его соблазнить. Когда открывается дверь, не похоже, что он очень рад меня видеть. Я даже не знаю, как прочесть его взгляд. Как будто он чего-то боится. В квартире жарища, и он пытается починить кондиционер.

– А, так у нас есть кое-что общее, – говорю я, когда Каллум приглашает меня сесть перед вращающимся рядом с диваном вентилятором.

– Он не справляется с жарой, – объясняет Каллум.

Взяв пиво, он опускается рядом со мной и на мгновение прижимает ко лбу холодную бутылку.

– Я не хотела тебе помешать, – говорю я, глядя на стоящий на полу кондиционер и разложенные инструменты.

– Я все равно не знаю, что делать, – отвечает он, и пару секунд мы молча сидим на жаре.

Слышны только стрекот сверчков за открытым окном и гул вентилятора. Время от времени налетает ветерок, шелестящий занавесками, но комнату он особо не остужает.

– Сначала я хотела извиниться за подругу, – говорю я.

– Ничего страшного, – улыбается он.

– Господи. Что с твоими руками? – спрашиваю я, заметив царапины и мозоли.

– Да так, ерунда. Просто, вытаскивая кондиционер, я уронил его и поранил руки, пытаясь удержать.

– Жуткая боль, наверное.

Но все-таки что-то в нем сегодня выглядит другим. Отчаяние кажется буквально осязаемым. Сломленность и напряжение должны бы послужить знаком, что следует оставить его в покое, но я этого не делаю, потому что сама в таком же отчаянии. Вдруг мы сумеем помочь друг другу.

– В общем, спасибо за вчерашний разговор о Генри. Тяжело не знать, что случилось, как вообще это могло произойти, и я просто должна была… – Умолкаю и вздыхаю. – Я нашла дневник Генри.

Каллум выглядит сбитым с толку.

– Что-что?

– Он вел дневник, не знаю зачем, и, в общем, я обнаружила, что у него был роман… Не просто роман. Генри любил кого-то.

– О господи. Мне так жаль, – говорит Каллум. – В смысле, настоящий дневник?

Его это явно смущает, потому что мужчины редко ведут дневник. Понимаю, почему это кажется необычным.

– Вообще-то, мы познакомились на занятиях по поэзии. Он был настоящим художником – тонко чувствовал. Нет ничего удивительного в том, что он вел дневник, – говорю я. – То есть, конечно, я была слегка шокирована, когда нашла дневник, но только из-за того, что в нем написано. Генри пишет, что влюблен и рисовал эту женщину около сотни раз. Возможно, это преувеличение, но мне нужно знать, кто она. Я не нашла ни одной женщины, которую он рисовал больше одного раза. Конечно, ты был не так близко с ним знаком, но, раз ты здесь живешь, может быть, ты… ну, например… что-то видел? Замечал его с кем-то?

– Боже, – говорит Каллум, потягивая пиво и откидываясь на спинку дивана. – После всего, что произошло, еще и это. Но разобраться тут непросто, ведь его обожали все бассейновские девушки, он рисовал детей, был дружелюбен со всеми, так что выбрать одну женщину, с которой он сблизился… Не знаю. Днем, когда он был здесь, я работал в школе, а вечером, когда я возвращался, он находился дома, с тобой, так что я, наверное, последний человек, способный это заметить. Ты спрашивала бассейновских девушек? Они торчат тут целый день и, похоже, наблюдают за всеми.

– Да. Они не смогли помочь. И у меня есть теория, по какой причине, – говорю я.

– Теория о том, почему бассейновские девушки не сумели помочь. – При этих словах он почти улыбается. – С удовольствием выслушаю ее.

Каллум встает, идет на крошечную кухню в нескольких шагах от нас и берет еще пива. В этот момент я замечаю шесть пустых бутылок в раковине и как быстро он выпил ту, которую я ему дала. Это подтверждает мое чувство, что он переживает нелегкие времена. Каллум слегка покачивается, когда садится обратно. Раньше он всегда держал все под контролем и тщательно выбирал слова, но сейчас кажется таким же пьяным, как и я. Не могу его винить.

– Я подумала, а не с Розой ли у него был роман.

Каллум смотрит на меня широко открытыми глазами, со смесью удивления и веселья, и мне даже кажется, что он старается не рассмеяться.

– Ясно, – говорит он. – Продолжай.

– Мы знаем, что Эдди – психопат, так? Что, если Генри пытался помочь ей и они сблизились? А потом Эдди узнал об этом и…

Я умолкаю.

– И что?

И в эту секунду я решаю рассказать ему все. Мне необходимо кому-то рассказать, иначе этот груз меня задушит.

– А если Эдди отомстил?

– Анна, я… Я не знаю, что…

Он мягко пытается спросить, какое это имеет отношение к самоубийству, и тут я признаюсь:

– Полиция считает, что это может быть убийством, а не суицидом.

Я произношу это так, словно еще осталось место для сомнений, хотя полиция уверена, что Генри убили. Быть может, я просто не готова заявить это с неоспоримой уверенностью.

– Господи. Что?!

Каллум перемещается к краю дивана, и на мгновение мне кажется, что он хочет взять меня за руку, но останавливается.

– Учитывая послужной список Эдди и роман, такое вполне возможно. Конечно, это всего лишь теория, но больше у меня ничего нет. Боже, чем чаще я произношу это, тем сильнее мне кажется, что я схожу с ума, – говорю я, ставлю пиво на кофейный столик и тру глаза ладонью.

– Господи, нет. Я про то, через что ты прошла. Просто… не могу в это поверить. Вполне понятно, почему ты пытаешься выяснить, кому он перешел дорогу. Я считал, дело закрыто. Убийство, кто бы мог подумать? Господи. – И тут он кладет руку мне на колено. – Мне так жаль. Не могу представить, что ты чувствуешь, – говорит он,