Старая любовь - новые неприятности - Марина Серова
Я едва сдержала смех, вспоминая, как лезла через забор. Ну не показала мне кошечка заповедной калитки, а сама великая сыщица Татьяна Иванова выяснить этот факт не удосужилась.
А Солодилов тем временем продолжал:
— Дым я, конечно, почуял, но к утру, должно быть, уж все прогорело, а там и выветрилось частично. Тема, наверное, ближе к ночи решил затопить, у нас вечера прохладные бывают. Затопил да и спать лег. И вот не проснулся…
— А тело вы обнаружили? — У меня на языке вертелся вопрос, как Солодилов попал в дом. Я ведь помнила о надежно запертых дверях, с которыми мне довелось повозиться.
Солодилов со вздохом кивнул:
— Я. — И, предвосхищая мои дальнейшие расспросы, пояснил: — Дверь была почему-то открыта. Я тогда не придал значения, подумал, Тема меня ждал, вот и открыл. А сам где-то наверху, не слышит, как я зову. Не слышит…
Эдуард Аркадьевич прервал свою речь и немного помолчал, глядя куда-то на верхушки сосен.
— Красиво здесь… — проговорил он вполголоса, явно думая о чем-то своем.
Я не пыталась прервать его размышления, зная по опыту, что в таких ситуациях благоразумнее всего просто подождать.
— Зашел, смотрю, возле камина сажа насыпалась, вокруг тонкий слой дыма висит, как будто спадает уже, не знаю, как правильнее и сказать-то…
Солодилов покосился на меня, и я сочувственно кивнула, давая понять, что слежу за ходом его рассуждений.
— Ну я, конечно, встревожился, побежал вверх по лестнице, а в горле уже першит. Ну и забежал прямо в спальню, дверь была нараспашку. Вбежал я да так и замер на пороге. Вижу, Тема лежит на кровати, в потолок смотрит, а глаза-то мертвые. Умом понимаю, что умер Тема, не помочь ему теперь, а поверить не могу. Не помню, как во двор вылетел, и сразу звоню в полицию…
Солодилов, внезапно оборвав свою речь, которую он произнес почти скороговоркой, тяжело переводил дыхание. Было видно, что и сам рассказ, и связанные с ним воспоминания дались ему нелегко. Я даже испытала легкий укол совести — растревожила человека ни за что ни про что.
— А полиция долго ехала? — спросила я, решив, что дала своему собеседнику достаточно времени, чтобы привести чувства и мысли в порядок.
— Да почему же долго? — В удивленном голосе Эдуарда Аркадьевича отчетливо слышались нотки обиды. — Постойте-ка, вы что, и вправду решили, что мы тут живем в какой-то глуши? Да здесь практически городская черта, все рядом, в случае чего и «скорая помощь» приезжает за четверть часа, и пожарная команда. Не приведи, конечно… Да тут половина семей, даже с детьми, живет круглогодично, как вот мы с супругой.
— И что полиция? — поспешила я перевести беседу в нужное русло.
— Да как ни странно, довольно быстро провели опрос, Тему увезли в Тарасов, конечно… Я подробно рассказал, как нашел Тему, когда, при каких обстоятельствах… — Солодилов ненадолго умолк, припоминая подробности. — Дымоход оказался забит, такое бывает. Не засни в тот раз Тема, был бы жив, дым-то бы сразу учуял. А так… Роковое стечение обстоятельств, как в романах пишут.
Об этих роковых обстоятельствах я уже знала от следователя Первайкина, поэтому не стала уточнять подробности у Эдуарда Аркадьевича. Тем более что мы уже приближались к шоссе, а я собиралась выяснить некоторые ускользнувшие от меня детали, связанные с личностью Белорецкого.
— Скажите, Эдуард Аркадьевич, — вкрадчиво начала я, — а прежде вам случалось видеть вашего друга в состоянии…
Я не успела закончить фразу, поскольку Солодилов решительно покачал головой.
— Если вас интересует, был ли Тема горьким пьяницей, то вот вам мой ответ. Нет, нет и еще раз нет! Да, случалось, Артемий хандрил, да и собирались мы иногда чисто мужской компанией вчетвером обсудить то да се, да и просто пообщаться. Но чтобы заливать за галстук или уходить в запой — нет, это не про него.
— Но в тот вечер…
— А что в тот вечер? — вновь перебил меня Солодилов. — Да у Темы жена не так давно погибла, с которой он пылинки сдувал. Что, человек не имеет права?
— А жена Артемия Витальевича, — осторожно спросила я, — она погибла здесь, в Пристанном?
Эдуард Аркадьевич отрицательно покачал головой.
— Нет, ее нашли в тарасовской квартире, точнее… Да и не один он был тем вечером… — неожиданно закончил Солодилов, вернувшись к предыдущему вопросу.
Тут Солодилов осекся, явно испугавшись, что сболтнул лишнего.
— Эдуард Аркадьевич, — вновь подпустила я в свой тон сердечности, — можете совершенно спокойно обо всем рассказать. Уверяю вас, все останется между нами.
Солодилов нерешительно посмотрел на меня, почесав затылок.
— Хм… Да вы и так раскопаете… В общем, накануне Тема меня предупредил. Ты, говорит, ко мне не приходи этим вечером. А к утру я ее сплавлю, и мы спокойно поедем в Тарасов. Ходила к нему периодически одна бабенка, примерно наших с Темой лет, может, чуть помоложе. До Виолетты я ее видел несколько раз, потом пропала, а тут опять объявилась.
Разумеется, мне не пришлось долго гадать, что речь шла о Веронике Георгиевне. В моем представлении с ней никак не вязалось уничижительное определение «бабенка». Кроме того, я лишний раз убедилась, насколько скрытен был безвременно почивший любовник моей клиентки. Довольно близкий знакомый и сосед понятия не имел о любовной связи Белорецкого, продолжавшейся без малого сорок лет.
— То есть сами вы в тот вечер упомянутую даму не видели? — уточнила я на всякий случай, хотя прекрасно знала ответ.
— Нет, — вполне ожидаемо отозвался Солодилов. — Тема просил не приходить, я и не пошел. Да и зачем, своих дел хватает. А что она была с Темой тем вечером, соседи рассказали. Они видели, как она бежала в растрепанных чувствах, ну а потом и Тема вышел немного прогуляться. Так что дамочка ни при чем.
Солодилов сопроводил свой вывод ехидным смешком и тотчас, словно спохватившись, вновь озабоченно нахмурился.
— А что-нибудь о наследниках Артемия Витальевича вам известно? — не смогла удержаться я от вопроса. Может, от официального следствия что-нибудь ускользнуло, тогда как приятель мог оказаться в курсе.
— Да нет, — рассеянно отозвался Солодилов. — Какие у Темы наследники… Жена погибла, детей нет, родственников вроде тоже. Тема недавно так мне и заявил. Один я, говорит, Эдик, один как перст. Так что некому его было убивать, — закончил свои откровения Эдуард Аркадьевич, демонстрируя удивительную
