Завещание свергнутой королевы - Ольга Геннадьевна Володарская

— Не волнуйся, я скажу, что это не ты. Папа так решил, потому что ни с кем, кроме тебя, меня не видел.

— Но ты встречалась еще с кем-то?

— Нет.

— От святого духа забеременела? — Едва сдержался, чтобы не употребить слово «залетела». — Давненько таких случаев не было. Считай, две тысячи лет.

Она с укором на него посмотрела.

— Извини, — буркнул Яша. — Так кто отец?

— Я не знаю.

— Не понял?

— Сдав сессию, мы компанией поехали отмечать это событие на турбазу. Напились.

— Ты же не… — Она даже от шампанского по праздникам отказывалась.

— Мне подлили в сок водку. Я поняла это, когда в голове зашумело. Вскоре уснула, а проснулась без трусов. — Ее личико сморщилось, но слезы из глаз не полились. — Кто-то воспользовался моей невменяемостью. Кто — не знаю. Парней было восемь человек.

— Нужно было милицию вызывать, ведь это изнасилование!

— Если бы я знала, какие будут последствия… Хотя нет, вру. Не стала бы и в этом случае. Ты моего отца знаешь, он бы всем жизнь испортил, мне в том числе, посадив под домашний арест.

— Когда ты поняла, что беременна?

— До сих пор не понимаю! — вскричала она. — Нет никаких признаков, и у меня по-прежнему месячные. Поэтому я ничего не предпринимала, думала, пронесло. Но сегодня у меня был плановый осмотр у гинеколога, который показал беременность. Я просила доктора ничего не говорить родителям, но он давний друг нашей семьи… — И тяжело вздохнула.

— Ты решила, что будешь делать?

— У меня резус-фактор отрицательный, аборт сделать не осмелюсь. Остается рожать!

Она старалась казаться сильной. Но ничегошеньки у Лолы не получалось! Вроде и голос спокойным стал, и губы дрожать перестали, и лихорадочный румянец со щек сошел, а в глазах такая паника, будто она посреди бушующего моря, без сил и спасательного круга, и ее вот-вот накроет волной.

— Не говори об этом с такой обреченностью. Дети — это счастье, — как мог подбадривал ее Яша.

— Да, но я мечтала о семье, а не одиноком материнстве… Отец меня не простит! Он считает, что принести в подоле — это опозорить семью… И как мне теперь ему смотреть в глаза? Я же со стыда сгорю! — В глазах уже не паника — ужас.

— Мы пойдем к нему вместе, — решительно проговорил Яша. — И я попрошу у Эдуарда Львовича твоей руки.

Она не сразу поняла, что он имеет в виду, так была поглощена переживаниями.

— Что ты сказал, повтори? — с запинкой попросила Лола.

— Не нужно твоему отцу знать правду. Пусть думает, что мы согрешили и теперь ждем ребенка.

— Ты готов взять меня в жены?

— Да, — просто ответил Яша.

Лола посмотрела на него так, будто видит впервые.

— Я не думала, что твое чувство ко мне настолько велико, — пробормотала она. — Ты ведь никогда не признавался мне в любви.

— Слова — ничто.

— И это правда.

— Но если ты хочешь, я буду повторять их снова и снова…

— Скажи лишь раз. Для начала.

Это оказалось сделать труднее, чем Яша думал. Он столько времени сдерживал заветные слова в себе, что они застряли в горле. Пришлось прокашляться.

— Я тебя люблю, — сипло проговорил он после. Следующая фраза далась легче: — И обещаю сделать счастливой. — Яша взял лицо девушки в ладони. — Теперь позволь мне поцеловать тебя.

Она смежила веки, давая согласие. И Яша наконец вкусил сладость поцелуя с женщиной своей жизни.

* * *

Свадьба была скоропалительной, но пышной. Эдуард Львович расстарался для единственной дочери, хоть и не сразу ее простил. Больше недели не разговаривал, еще столько же цедил слова сквозь зубы, но когда Лола потеряла сознание во время примерки свадебного платья, он мгновенно превратился в сюсюкающего папочку. С Яшей же Мазур помирился еще раньше. Дав согласие на брак, он пожал ему руку, но пригрозил, что если женишок Лолу обидит, он ему (дословно) оторвет бубенцы.

Первая брачная ночь оказалась для молодых по-настоящему первой. На этом настоял Яша. Лола была ему за это так благодарна, что с таким пылом взялась за исполнение супружеского долга, будто за это ей вручат золотую медаль. Яша радовался и дивился одновременно, но Камасутру, что нашел у жены под подушкой, убрал от греха подальше.

Они хорошо жили первые полгода. Можно сказать, идеально. Яша каждый день признавался жене в любви, а она кивала в ответ. Наверное, это означало «Я знаю», но Яша читал этот жест как «Я тебя тоже!».

Последний месяц беременности давался Лоле трудно. Она лежала в кровати, много ела и капризничала. Врач, которого родители постоянно вызывали на дом, ругал ее. Он уверял, что плохое самочувствие — следствие переедания и набора веса. Он заставлял двигаться и соблюдать диету. Но Лола упрямилась, и если врача просто игнорировала, то остальных членов семьи посылала. Родителей мягко.

— Отстаньте от меня, — бросала она в лицо им. А на Яшу орала: — Отвали! Сгинь! Пойди прочь! — И не подпускала к себе. Даже за руку не позволяла себя взять. Единственный человек, к которому Лола относилась терпимо, это Белла. Именно с теткой она делилась своими переживаниями и страхами, зная, что та никому о них не расскажет, в том числе собственной сестре.

Супругу Яша все же смог обнять, но уже после родов. Избавившись от бремени, Лола надолго уснула, и уж он оторвался.

— Как назовешь дочку, папаша? — спрашивал его довольный дед. Он был рад девочке и тому, что она родилась не только здоровенькой, но и не толстой — боялся, что Лола раскормила свое чадо в утробе.

— Мы решили остановиться на имени Каролина.

Мазур поморщился, ему хотелось Светланку. Правда, когда он увидел внучку, понял, что имя не подходит: черноволосая родилась, кудрявая, бровастая.

— Вся в тебя, — сказал Яше тесть. Тот в ответ улыбнулся и кивнул. Он радовался сходству и надеялся на то, что Каролина не изменится кардинально, когда чуть подрастет.

О том, что ребенок хвор, семья узнала через несколько месяцев. Болезнь оказалась серьезной, труднопроизносимой, неизлечимой. С такой не живут долго.

— Это генетика, — разводили руками врачи, когда Эдуард Львович требовал от них действий по спасению внучки. — Лекарства против этого недуга еще не изобрели.

— Все ты виноват! — рычал на Яшу тесть. — В нашем роду все здоровые, а твоя гнилая кровь… — Именно так, кровь, но не Яшина, убивала Каролину. — Знал бы я, отправил дочку на аборт!

Яков стойко сносил нападки. Лола все время плакала. Одна депрессия за другой привели ее к госпитализации.

— Ты упек мою племянницу в дурдом, ирод! — кричала на Эдуарда Львовича всегда спокойная Белла.