Племя Майи - Анна М. Полякова
Можно предположить, что отношения с Ивановым у него не сложились, а представить такое легко: я и сама не знаю, как отреагировала бы на неожиданное появление родителя, успей он явиться ко мне при жизни. Не исключено, что слышать бы о нем не захотела и захлопнула дверь перед носом, покажись он на пороге.
Допустим, Епифан с Ивановым не общался, он может не знать о существовании завещания и полагать, что я буду претендовать на имущество покойного вместе со всеми. О том, что по документам Аркадий Александрович мне чужой человек, Епифану вряд ли известно. Самому же ему могло повезти больше: если графа об отце в его свидетельстве о рождении не пустует, то он будет являться законным наследником.
Лукин полагал, что после смерти родителя он будет делить все с его вдовой и дочерью, Ярославой, но тут внезапно появляется еще одна дочь, то есть я. Причем не исключено, что узнал он о моем существовании в тот самый момент, когда я появилась у палисадника Зинаиды Васильевны. Учитывая, что мне Иванов отписал квартиру в Москве и счет в банке, вероятно, с некой суммой, человеком он был весьма состоятельным. Один их семейный дом в прекрасном районе Красных Оврагов стоит немало. А значит, для Епифана я автоматически становлюсь преградой, чтобы получить ту долю, на которую он рассчитывал. Уж не собирался ли он меня убить?
То, как он прятался за домом горожанки, недосчитавшейся несушек, казалось мне теперь очень подозрительным. Да и сегодня у больницы мог появиться вовсе не из-за автомобиля, тем более что ожидать его там было совершенно нелогично.
Уж не расправился ли он с несчастным Ивановым из-за этого самого наследства, доведя старика до смерти, а теперь пытается подобраться ко мне?
Поверить в такое было очень сложно, но часто самое невероятное на поверку оказывается правдой. В конце концов, точно известно: у отца, помимо двух дочерей, был еще и сын. Когда я впервые услышала о его существовании, и предположить не могла, что он может быть совсем рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки.
Но что, если это все-таки не Епифан, а кто-то другой, чью кандидатуру на эту роль я не рассматривала? Им вполне может оказаться кто угодно, даже Анатолий. По большому счету, это многое бы объяснило. Например, его переезд сюда из Нижнего Новгорода: сын пожелал быть ближе к отцу, которого, возможно, был лишен большую часть жизни, как и я. Не исключен и вариант, что они с Ивановым все время поддерживали связь, и вот настал момент, когда эти двое решили воссоединиться. Вряд ли Аркадий Александрович стал ставить в известность семью, а потому свое родство они держали в тайне.
В нашу первую встречу рентгенолог представился мне просто Толиком и лишь в ответ на мой прямой вопрос назвался Анатолием Феоктистовичем. Что, если это отчество было названо специально, чтобы ввести в заблуждение? Уж очень оно замысловатое и в общем-то вполне похоже на шутку. Если нет и по документам он действительно Феоктистович, а рос долгое время, отца не зная, его мать вполне могла выбрать такой нетривиальный вариант для ребенка. По крайней мере, если верить моей родительнице, она отчество мне тщательно подбирала, как второе имя. Теперь-то, конечно, эта легенда не выдерживала никакой критики, но сам факт подобного подхода имел место быть.
Я вспомнила, что видела в его доме дипломы и сертификаты в рамах, там он значился как Феоктистович, это абсолютно точно. Вряд ли он использовал это отчество как псевдоним, вероятнее всего, именно оно фигурировало в его официальных документах.
Если Толик сын Иванова, то это прекрасно объясняет тот факт, что разговоров о покойном и моем с ним родстве он тщательно избегает, не задавая ровным счетом никаких вопросов. Собственно, зачем, если ему все и так прекрасно известно?
Но если так, с какой стати он решил за мной приударить? Я ведь его единокровная сестра! Или это хитрый ход, чтобы отвести от своей персоны всякие подозрения? В конце концов, до поцелуя у нас дело так и не дошло. Можно, конечно, проверить это, пойдя ва-банк и выступив инициатором сближения. Если он не ответит взаимностью, значит, я права. Только вот теперь сама эта идея казалась мне мерзкой.
И опять же большой вопрос: какой смысл скрывать от меня тот факт, что мы родственники? Кажется, ничто не мешает ему заявить: «Кстати, я твой брат. Давай дружить?» Или что-то в этом духе. Хотя у него могут быть свои соображения на этот счет и свои мотивы.
Можно устроить обоим мужчинам очные ставки и прямо спросить, не состоят ли они в родстве с Ивановым и, следовательно, со мной. Впрочем, если они до сих пор не заявили об этом сами, вряд ли захотят честно ответить на мой вопрос.
Я потянулась к телефону, намереваясь поговорить с Лизой и узнать, что ей известно об отце Епифана, но с сожалением поняла, что для звонка поздно: она наверняка укладывает Аришу.
Мне бы очень помогли контакты того самого московского приятеля, который помогал Иванову с поиском детей. Только где бы их раздобыть? К электронной почте отца мне не подобраться, это точно. Даже если под каким-нибудь заковыристым предлогом меня допустят до его компьютера, пароля я все равно не знаю.
Кажется, пора повторить свой визит к Ивановым под каким-нибудь предлогом. Правда, Ярославе сейчас, вероятнее всего, не до гостей: возлюбленный в больнице, и все ее мысли заняты им. В лазарет-то я, пожалуй, завтра первым делом и наведаюсь.
Я прошла мимо стойки регистрации, около которой семья с двумя маленькими детьми ожидала, пока сотрудница внесет их данные в компьютер, прямиком к выходу из гостиницы. Завтрак я сегодня проигнорировала, а точнее, вспомнила о нем, уже пересекая площадь.
По пути к больнице я набрала номер Лизы, но она не ответила, зато Ромка, в отличие от жены, к общению тяготел. О семье Епифана он ничего не знал, ибо супруга в своих рассказах концентрировалась преимущественно на положительных качествах самого Лукина, а не его родственников.
Брат сообщил, что Лизавета Степановна собиралась сегодня в поликлинику с Аришей — ставить прививку, и обещал, что попросит ее
