Старая любовь - новые неприятности - Марина Серова
— Да что тебе опять от меня нужно! — Осокина возвысила голос, внезапно перейдя на «ты».
— Здесь будем беседовать? — Продолжая спокойно улыбаться, я повела рукой в сторону лестничной клетки. — Или по пути в вашу поликлинику, вы ведь на работу опаздываете. Но это будет не очень удобно, не люблю разговаривать на ходу. Или предпочитаете, чтобы с вами пообщались в другом месте?
«Хотя этого тебе в любом случае не миновать». Последнюю фразу я произнесла уже мысленно. Вслух же я ерничала вовсю, и Осокиной это явно не понравилось. В темных глазах вспыхнули тревожные искорки и тотчас исчезли. Владеть собой эта дама умела.
— Ладно, проходи, ищейка. — Осокина отступила от двери, пропуская меня в прихожую.
Я прошла следом за хозяйкой квартиры в гостиную. Осокина, вызывающе глядя на меня, уселась на диван, я расположилась в кресле напротив, совсем как в предыдущий свой визит. Вот только чашку чая мне в этот раз не предложили, что, впрочем, и к лучшему.
— Итак, с чего начнем? — язвительно улыбнувшись, поинтересовалась Осокина.
— С вашей лжи, — хладнокровно ответила я, в упор глядя на свою визави.
— С какой еще лжи? — поморщилась Осокина, но в ее взгляде я вновь уловила страх.
Вместо ответа я продемонстрировала ей фотографию на своем смартфоне. Та некоторое время неотрывно смотрела на экран тяжелым, полным ненависти взглядом.
Наконец Осокина задала вполне ожидаемый вопрос:
— Ну и что?
— Зачем вы солгали мне, что не были знакомы с Артемием Витальевичем Белорецким? — отчеканила я.
— Не люблю распространяться о своей личной жизни, — заявила Осокина.
— А людей убивать любишь? — спокойно поинтересовалась я.
Осокина подскочила.
— Ты что, сдурела?! — завопила она.
Однако в этом, казалось бы, полном праведного возмущения вопле я тем не менее уловила фальшивую ноту. Ольга Осокина, без сомнения, была актрисой, но все же актрисой весьма посредственной. Роль несправедливо преследуемой безгрешной смиренницы она не вытягивала.
— Да, была с ним когда-то знакома, ну, переспала пару раз, и что? Суешь мне под нос фото трехлетней давности и обвиняешь в убийстве! Я и в поселке этом с тех пор не была, и сарафан давно уже выкинула.
— И серьгу тоже выкинула? — вкрадчиво осведомилась я.
Осокина захлопнула рот, не успев озвучить очередную уничтожающую реплику. Теперь на ее лице появился откровенный ужас, который она и не думала скрывать.
— К-какую серьгу? — спросила она сиплым голосом.
— Нет, не ту, что осталась у тебя в ухе, — доброжелательно пояснила я. — Речь идет о ее двойняшке, которую ты обронила в коттедже Белорецкого. Непосредственно на месте преступления. А может, специально оставила? Пометила территорию, так сказать.
Осокина, не замечая моего издевательского тона, смотрела куда-то в пространство. Что она там видела? Распростертое на двуспальной кровати тело своего бывшего любовника?
— Я лишь одного не могу понять, Ольга Викторовна, — заговорила я холодным официальным тоном, давая понять, что шутки закончились. — Зачем вам понадобилось лишать жизни Артемия Белорецкого. Какой у вас был мотив?
— Не было у меня никакого мотива, — отозвалась Осокина странно бесцветным голосом. Она и сама стала какой-то бесцветной, словно внезапно утратила свою природную яркость. Лицо побледнело и осунулось, под глазами залегли темно-серые тени. Теперь передо мной вновь оказалась неухоженная, махнувшая на себя рукой женщина без возраста, которую я увидела в темном проеме двери несколько дней назад, в свой первый визит. — Просто изничтожить хотела этого подлеца, он ведь мне всю жизнь изгадил…
Осокина обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.
— Морочил мне голову несколько лет, а потом женился на этой… Даже не знаю, как ее назвать. А она ему рога наставляла. Впрочем, он ей тоже, хоть какое-то утешение… Ну и чего он в итоге добился? Остался один-одинешенек с кучей денег, ему их даже оставить было некому. А я бы ему детей родила, женой была бы верной, горшки бы за ним выносила, если бы пришлось…
— Расскажите, как все произошло, — задала я вопрос, воспользовавшись паузой.
Осокина раздраженно пожала плечами.
— Да нечего особо рассказывать. Я знала, что иногда он ездил в Пристанное, оставался там с ночевкой. Стала его выслеживать, ключи у меня были еще с тех пор, как мы с ним там кувыркались. Он меня часто возил в коттедж в перерыве между женами. В мою квартиру приходить брезговал, а к себе меня не водил. Вот и получился у нас транзитный роман. А ключи я у него потихоньку выкрала и сделала слепки, потом ему обратно подбросила. Темочка ведь с тех пор замки так и не поменял, не такой уж он был и умный. — Тут Осокина недобро усмехнулась. — Кто же знал, что туда эта баба заявится, чуть мне все карты не спутала. Я-то надеялась, что он быстренько наберется и спать завалится. Тогда затоплю камин и бегом огородами домой. Ну, к остановке то есть. Я уже и на крышу успела забраться по той лестнице, которая снаружи, и птицу эту ухитрилась в трубу затолкать. Я ведь хорошо весь дом изучила, как свой собственный. Каждый закуток знала, могла бы в любой момент спрятаться и переждать. А тут эта баба… — Глаза Осокиной вспыхнули такой дикой злобой, что мне стало не по себе. — Я сначала в панику ударилась, но потом решила, что так даже лучше. Пусть оба отправляются на тот свет, с какой стати мне их жалеть. А потом оказалось, что действительно к лучшему, что она в тот день заявилась.
Я не сочла нужным пояснять, что «эта баба», как не переставала Осокина величать мою клиентку, заявилась не с бухты-барахты, а по приглашению самого Белорецкого. Вместо этого я предпочла молча дослушать, как Осокиной удалось реализовать свой преступный замысел.
— Я увидела, как она в дом вошла, когда еще сама была на крыше. Успела за трубу спрятаться, но она наверх и не посмотрела, торопилась поскорее в дом, к Темочке… Я спустилась потихоньку по лестнице в сад и стала ждать, когда они оба угомонятся. Думала, что недолго, оба ведь немолодые, напьются, лягут в постель, отключатся…
Было что-то омерзительное в добросовестности, с которой Осокина перечисляла предполагаемую последовательность действий людей, обреченных, по ее мнению, на верную смерть. Впрочем, один из них все же стал ее жертвой…
— Решила подождать в саду, на скамейке возле дома. Снаружи меня бы никто не увидел, а им было не до меня. И тут вдруг дверь как отлетит, и эта мадам понеслась прямо на меня, вся расхристанная. Уж не знаю, как у меня инстинкт сработал, но я в один миг — шасть за дом!
