Двенадцать граней страха - Марина Серова

встретила меня привычным ароматом свежеобжаренных зерен и неуловимым дыханием ранней осени. Солнце заливало мраморную столешницу, играя бликами в моей чашке. Ровно месяц прошел с тех пор, как дело Дорохова было закрыто — хотя память о тех событиях продолжала жить в сновидениях и внезапных воспоминаниях.

Я сделала глоток и поморщилась. Бариста опять переборщил с молоком.

— Прости за опоздание. Пробки. — Кирьянов возник словно из ниоткуда и шумно плюхнулся на соседний стул, расстегивая форменный пиджак.

— Ничего нового, — я улыбнулась. — Удивительно было бы, если бы ты приехал вовремя. Как дела в нашем бастионе правосудия?

Киря усмехнулся, но глаза остались серьезными.

— Дорохов подписал все признания. Включая убийство Лаптева.

Я отставила чашку и внимательно посмотрела на него.

— Значит, все-таки он…

— Да. Испугался, что реставратор начнет болтать. Лаптев знал слишком много о подделке документов и хотел выйти из игры. Для Дорохова это стало угрозой всей его империи лжи.

— А Ветров?

— Поет как соловей. — Кирьянов устроился поудобнее, небрежным жестом заказывая у пробегающей мимо официантки чашку капучино. — По его показаниям раскручиваем еще три коррупционные схемы. Все эти годы они с Дороховым работали в паре: один фабриковал дела, другой выносил нужные приговоры. Десяток невиновных за решеткой, разрушенные судьбы… — Он качнул головой. — Мерзко.

Я смотрела на игру света в остатках кофе. В чашке словно отражалась тень чайного домика на Ольховой, 17.

— А что с Ченом Ли?

— Реабилитация идет полным ходом. С учетом новых обстоятельств и признаний Дорохова процесс пересмотра приговора почти завершен. Его дядю официально восстановили в правах на ту землю, которую отобрали у его отца. Старик Ли почти не разговаривает, но заметно ожил.

Я кивнула. Справедливость — часто такое запоздалое и несовершенное явление. Десять лет жизни Чена не вернуть. Его мать и отца не воскресить.

— Знаешь, что меня до сих пор удивляет? — Кирьянов понизил голос. — То, как тщательно этот парень все спланировал. Годами ждал, создавал фальшивые артефакты с просчитанными «проклятиями», подбирался к каждой жертве… Если бы он действительно хотел простой мести, они все были бы мертвы.

— Он хотел не смерти. Он хотел справедливости. — Я посмотрела в глаза подполковнику. — Есть разница.

Кирьянов покачал головой.

— Тебе всегда удавалось видеть грани там, где остальные видят только углы. Но я до сих пор не понимаю, как ты догадалась, что за всем стоит именно Чен. В конце концов, у этой шайки-лейки полным-полно врагов и конкурентов в бизнесе.

Я улыбнулась и постучала пальцем по лбу.

— Профессиональное чутье. И немного помощи от моих верных советчиков.

— Твои кости, — Киря хмыкнул. — Никогда не пойму, как ты им доверяешь.

— Они не предсказывают будущее. Они просто помогают мне увидеть то, что уже знаю, но не осознаю, — я пожала плечами. — Правильно задашь вопрос — получишь ответ.

Киря допил свой капучино и поднялся.

— Мне пора. Совещание у начальства. Крутовская, кстати, получила назначение на должность директора городского музея восточного искусства. Она теперь главная в восстановлении репутации семьи Чжоу Ляна. Реорганизовала Клуб ценителей Востока в полноценное культурное общество.

Он уже отошел от столика, когда обернулся:

— И да, Татьяна… Спасибо. За все.

Я смотрела, как его спина растворяется в толпе прохожих. Редкие слова благодарности от Кирьянова были дороже моего гонорара.

Справедливость. Искупление. Месть. Грани одной фигуры, и в зависимости от угла зрения одна может показаться другой. Мы все думаем, что поступаем правильно. Дорохов считал себя умным дельцом. Ветров — справедливым судьей. А Чен Ли — восстановителем баланса. Двенадцать граней на каждой из моих костей — и бесконечность вариантов человеческих судеб.

Я потянулась за сумочкой и заметила то, чего не было минуту назад. На соседнем столике, слегка прикрытая салфеткой, стояла маленькая фигурка обезьяны, искусно вырезанная из темного дерева. Рядом лежал сложенный вчетверо листок бумаги высокого качества.

Оглянувшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, я взяла записку и развернула ее. Каллиграфические иероглифы складывались в фразу, а под ними — аккуратный перевод: «Баланс восстановлен. Благодарю за путь справедливости. Чен».

Обезьяна в восточной символике — мудрость и справедливость. Я невольно усмехнулась этому комплименту и спрятала фигурку в сумку. Кто знает, может быть, она станет моим новым талисманом.

Я подняла руку, подзывая официантку.

— Двойной эспрессо, пожалуйста. Без молока.

Солнце играло в моих волосах, когда я задумчиво смотрела на проходящих мимо людей. У каждого из них своя история, свои тайны. Свои двенадцать граней. А мои кости уже ждали нового броска — с новым делом, новыми загадками и новым танцем со справедливостью.

Но это уже совсем другая история.