Зеркало Архимеда - Наталья Николаевна Александрова

— Кто бомж? — воскликнул Вадим. — Сам ты бомж! Я законный владелец этого помещения!

— Да, хозяйка нас предупреждала, что здесь шляются какие-то подозрительные личности. Поэтому и цену немного снизила. Ну да ладно, вызовем Костяна, он с бомжами умеет разговаривать… для него это не проблема…

— Да что здесь вообще происходит? — крикнул Вадим и попытался схватить одного из незнакомцев за воротник…

Но тут его словно подхватила какая-то посторонняя сила, его закрутило, швырнуло…

И он оказался на улице.

Напротив него стояли два человека очень странного и неприятного вида. Один был крупный, лысый, как колено, со сломанным носом и шрамом на щеке. Второй — маленький, тщедушный, с крысиной мордочкой и злыми красными глазами.

Эти двое загораживали Вадиму дорогу.

Он попытался обойти их, но лысый непонятным образом снова оказался прямо перед ним и проговорил неожиданно тонким, визгливым голосом:

— Ты как на меня посмотрел?

— Да никак я не смотрел… позвольте мне пройти…

Лысый повернулся к своему спутнику и спросил:

— Смотрел он на меня или не смотрел?

— Смотрел, конечно, смотрел!

— А он говорит, что не смотрел… выходит, я вру? Я вру? — Лысый надвинулся на Вадима.

— Мужики, может, не надо… — заныл Вадим, попятившись. — Может, разойдемся по-хорошему…

— Это ты на что намекаешь? Что можешь по-плохому?

— Да ни на что я не намекаю…

Но лысый надвинулся на него всем весом.

Вадим попятился и налетел на коротышку, который оказался у него за спиной…

Тут же его снова подхватила какая-то сила, развернула и швырнула на тротуар…

Вадим очнулся в луже.

Он с трудом поднялся, отряхнул одежду и огляделся.

Двое громил исчезли.

Он по-прежнему находился на улице, позади своего ателье… точнее, позади ателье, которое до сих пор считал своим.

Сейчас он был уже ни в чем не уверен.

Пиджак на нем был безнадежно испачкан, воротник рубашки полуоторван.

Пиджак жалко, хороший был пиджак, от известного дизайнера. Но черт с ним, с пиджаком! Надежда купит новый, и не один…

Тут он вспомнил, что Надежда больше ничего не купит… что Надежда уже… хотя он так и не получил подтверждения…

Но бог с ним, с пиджаком.

Самое ужасное — на нем был только один ботинок, левый. Правого ботинка не было, правая нога была в одном носке…

Это было противно, неудобно и унизительно.

Вадим заковылял к тому месту, где он оставил свою машину.

Босая нога то и дело попадала в лужи, и носок очень быстро промок.

Вадим подошел к стоянке, пригляделся…

Его машины не было на обычном месте.

Ее вообще не было…

Да что же это такое происходит?

Его жизнь, такая благополучная, такая устроенная, на глазах трещала по швам, разваливалась…

Что же делать?

Ну, понятно, первым делом нужно ехать домой.

Надежда все решит…

О черт!

Опять он забыл, что Надежды больше нет! Ведь он сам, сам заказал ее смерть! То есть исчезновение, именно так он думал. Смерть — это что-то страшное, кровавое, неприятное, а так исчезла госпожа Бабушкина — и никаких проблем.

Так он думал, точнее, Алина его убедила, а он послушался.

Или он ошибался?

Но так или иначе, ему нужно домой, пока он не схватил простуду.

Вадим полез в карман за телефоном, чтобы вызвать такси…

Но телефона там тоже не было.

Черт, черт, черт!

Попробовать остановить машину?

Он замахал руками, но потом догадался проверить карманы…

Кошелька в них тоже не было.

Значит, машина отпадает…

Мокрый, замерзший, хромающий на босую ногу, что была без ботинка, Вадим едва добрел до дома, где уже три года жил со своей женой Надеждой.

Сил не было нисколько, и мыслей в голове никаких, кроме одной: выпить большой стакан неразбавленного виски и залечь в горячую ванну. Потом, потом, он все выяснит, он уговорит Надежду, уболтает ее, он будет гладить ее по руке и смотреть в глаза своим особенным взглядом, он будет шептать ей на ухо нежные слова… и она растает, и поверит ему, и все у них будет по-прежнему…

Вадим остановился у двери подъезда и спохватился, что у него нет ключей, он протянул уже руку, чтобы позвонить, но тут дверь открылась, и вышла старушенция с маленькой собачкой. Моська была страшно злобная, она и раньше отчего-то невзлюбила Вадима и даже один раз вцепилась ему в брюки.

Старуха сощурилась подслеповато и спросила:

— Вы, гражданин, к кому?

Собачка ее залилась негодующим лаем и бросилась на Вадима с намерением вцепиться в босую ногу, он еле успел увернуться. Старуха кинулась к своей шавке, и он проскользнул в дверь.

Консьержка, привлеченная шумом, уже выглядывала из своей будочки:

— Вы в какую квартиру?

— Что? Марья Захаровна, вы меня не узнали, что ли?

— Вовсе я не Марья Захаровна, а Настасья Петровна! — ответила консьержка. — А вот тебя первый раз вижу!

— Да я же в семнадцатой квартире живу! Да я Надежды Васильевны муж!

— Ты? — противная тетка рассмеялась в голос. — Муж? Да ты себя в зеркале видел? Да у нее вообще мужа нету! И никогда не было, она одна живет. Так что иди отсюда по-хорошему, пока я Пашу не позвала. Он как раз сейчас в подвале что-то делает.

Паша был здоровенный, мрачный, молчаливый мужик, который был у них в доме, что называется, прислугой за все, то есть сантехник и электрик в одном лице, мог и машину починить, если ремонт пустяковый, в общем, мастер на все руки.

Тут как раз Паша выглянул из подвала, и Вадим понял, что нужно уходить. Идти было некуда — без денег, без машины, без квартиры жизнь его кончена.

«За что? — подумал он горько. — Ну почему мне так не везет?»

И не было никого рядом, кто бы объяснил ему за что.

Лене снилось, что она идет по извилистой тропинке через пронизанную солнцем березовую рощу.

Она шла не одна — ее вел за руку какой-то огромный человек, настоящий великан…

Она посмотрела на него снизу вверх — и увидела густые седые волосы, мягкий подбородок с едва заметной ямочкой, ласковую улыбку…

Каким-то отдельным, дневным, взрослым сознанием Лена поняла, что этот человек — никакой не великан, что он — обычного роста, а это она, Лена — маленькая девочка, поэтому все люди, все предметы кажутся ей удивительно большими…

— Куда мы идем, дедушка? — спросила маленькая Лена.

И когда она произнесла эти слова, она поняла тем же своим трезвым, взрослым, дневным сознанием, что большой человек рядом с ней — на самом деле ее дедушка… дед,