Иоанна Хмелевская (Избранное) - Хмелевская Иоанна
— А Вертижопке удалось нас оболванить. Может, по-другому, а всё же. А значит, кто глухарь против нас? Никто, птичка. И нечего от мужчины слишком многого требовать.
Боженка с некоторым трудом усваивала новоприобретённые знания.
— В этом ты права, не спорю, тем более что у Вертижопки получилось на «ура». Заявила, что больше не даст, пока дело не устроится по её желанию. Тот попробовал взять её силой, парень оказался энергичный, но потом признался, крайне разочарованно, что с таким же успехом мог насиловать резиновую куклу из секс-шопа… Как бы там ни было, в итоге этот растяпа на всё согласился и даже сам предложил Доминику присмотреть за его квартирой, причём о Вертижопке ни словом не заикнулся, такое она условие поставила. Доминик, не будь лопух, ухватился за оказию, ты меня опять прости, но я не удивляюсь…
— Не переживай, я тоже.
На странное удовлетворение, прозвучавшее в Майкином голосе, Боженка внимания не обратила:
— И понятия не имеет, какова в этом роль Вертижопки.
— А тому «канадцу» она, в конце концов, дала?
Боженка фыркнула так, что чуть не поперхнулась остатками коньяка:
— Чёрта лысого дала. Промурыжила чуть ли не до отлёта самолёта и пообещала, мол, «когда вернётся…» Улетел, по слухам, в крайнем озверении.
— Ерунда, пройдёт. Погоди-ка, не пойму я, как мне к этому относиться, радоваться или нет?
— Я бы не радовалась, — проворчала Боженка, немного подумав.
— Наверно, ты права…
Боженка вдруг оживилась:
— Слушай, это же ещё не всё, дальше будет хуже. Давай разделаемся с отравой, я раскрою страшную тайну, и потом можем попробовать что-нибудь полегче.
В ожидании эффектного финала Майка оглядела батарею спиртного. Финская водка, ореховая настойка, белое и красное вино, виски и лимонная водка домашнего производства. Боженка не сводила внимательных глаз с бутылок.
— На фига ты ореховку купила? — удивилась она.
— Ничего я не покупала — подарили, даже не помню, кто и когда. Говорят, она полезная.
— Так-то оно так, но горькая.
— Из всего этого вино самое лёгкое…
— Слишком благородный напиток под Вертижопку, жалко переводить. А это… это та лимонная, что Доминик делал года три-четыре тому?
— Она самая.
— Её тоже жалко. Не! Предлагаю всё-таки перейти на финскую. Чистая, без затей, легко доступная. И холодная.
Майка не возражала. Поставила бутылку в стеклянный термос и засыпала колотым льдом. После чего вернулась на своё любимое место, взяла рюмку с остатками коньяка и поглядела на Боженку.
— Ну, — произнесла она с особым нажимом.
— Ну, так эта обезьяна недоделанная всё специально подстроила.
— Что подстроила?
— Как что, уход Доминика из дома!
Майке понадобилось некоторое время, чтобы упорядочить в голове общий смысл услышанного. Вроде всё понятно, но что-то не состыковывалось.
— Скажи-ка ещё раз. И поподробнее.
Переполненная благими намерениями Боженка немедленно начала набирать обороты и перво-наперво прикончила свой коньяк.
— Сама призналась, её аж распирало от успеха. Анюте так прямо и заявила, дескать, «та дура позволила увести у себя Доминика»… Слушай, я ведь тебе глаза не открываю, ты же в курсе, что Доминик… того…
— В курсе, в курсе, про Анютины надежды ты уже доносила, — успокоила Майка подругу и тоже избавилась от остатков коньяка. — Ты не стесняйся, по этой части ничего хуже уже быть не может. Анюта теперь для меня — семечки.
Воспоминание о супружеской ошибке Доминика наполняло Майку, с одной стороны, блаженством, а с другой — злорадством, и в эту минуту ей и в самом деле казалось, что ничего страшного быть не может.
— Вот и ладненько, — продолжала Боженка, — тогда поймёшь, что эта блоха кручёная и впрямь оказалась умнее Анюты. С самого начала крутилась, как вошь на сковородке — или кто там крутится? — в общем, сделала всё, чтобы выгрызть Доминика из дома. Потому как, пока он живёт с тобой, нет уверенности… В любой момент можешь его одурачить, заморочить, одурманить и у неё, сиротинки бесприютной, отбить, так сказать, назад. Пробовала его накрутить, чтобы тебя выгнать и квартиру отобрать, да он не согласился. Говорил, что твоя, унаследованная…
— Правильно говорил.
— Это я и без тебя знаю. Что-то у меня в горле пересохло, давай то, что полегче.
— Упьёмся, — предостерегла Майка, вынимая изо льда водку.
— Даже если — что с того? Опять же сама говорила, что эмоции нейтрализуют алкоголь, а у меня — одни эмоции. Не знаю, как у тебя…
— У меня тоже. Ладно тебе, не отвлекайся от темы.
Боженка вздохнула с облегчением, съела кусочек сыра и продолжила доклад:
— Ну, раз он не соглашался, она сама взялась за дело. По всем направлениям почву зондировала, и пожалуйста — не зря говорят, дуракам везёт, — надыбала этого простофилю с бумажником. А поскольку тот сам считал Доминика зачеркивающим доверия, этой уховёртке и уговаривать особо не пришлось. Похоже, ей больших усилий стоило уломать Доминика: он всё «то ли сомневался, то ли что» — по уверению Анюты, Вертижопка на этих словах всю рожу скривила, поморщившись. Так Доминик хотел съехать или нет?
Только сейчас впервые Майка серьёзно задумалась и взглянула на ситуацию как: бы со стороны.
А ведь Доминик из дома-то особо не рвался. Странно. В конце концов, если бы им двигали мощные желания, мог бы снять номер в гостинице, не одни «Ритцы» в Варшаве стоят, есть и подешевле. Вообще мог бы чего не то найти, да не похоже, чтобы искал. По сути, ему и так было удобно, в чём он, кажется, не отдавал себе отчёта.
Майка поделилась своими соображениями с Боженкой, которая в качестве информационного сервиса явно заслуживала благодарности и доверия. Подруга однозначно встала на Майкину сторону и делилась новостями без колебаний и промедлений:
— Вот я и говорю: всё сходится, источник заразы — Вертижопка. Смотри-ка, на первый взгляд овца овцой, а упрямая, что твой баран. Если бы урод с бумажником не умолял твоего помочь, тот и не переезжал бы вовсе, это я тебе говорю! Не мешало бы Доминику подсказать, кто ему квартирку подсуропил и какой ценой. Как думаешь?
— На меня не рассчитывай, — с горечью отрезала Майка. — У меня скорей рука отсохнет… то есть язык… чем я хоть слово вякну. Охота Доминику в навозе по уши сидеть — его дело. Интересно, удастся ли ему когда отмыться? Чушь несу. Даже пытаться не станет, сам себя убедит, что и мыться не надо, поскольку о навозе слыхом не слыхивал.
Боженка опять поёрзала в кресле. Сей предмет меблировки был просторным и весьма подходящим для особы с лишним весом, но мягко в себя погрузиться не давал. Это было кресло старинное, резного дерева, щедро обитое, с мягкой спинкой и подлокотниками, но устраиваться в нём приходилось самому, кресло не подлаживалось под пользователя. Зато имело то преимущество, что с него легко было встать.
Правда, Боженка пока вставать не собиралась.
— И пожалуйста, как гладко пошла после той едкой отравы, — похвалила она водку. — Если уж напиваться, то по мне лучше этим.
— Прямо завтра куплю сардины, шпроты и вообще всё, что под руку подвернётся, — отчаянно заявила Майка. — Ни в чём себе не буду отказывать! Сало куплю и сама смалец сделаю.
— Сделай, — согласилась Боженка. — Чёрного хлеба не забудь… Погоди, а детям что дашь? То же, что и нам?
— Домашние пельмени, — отрезала Майка. — Для детей у меня еда всегда есть, можешь не беспокоиться.
В нетипичной трезвости обеих приятельниц ничего странного не было, несмотря на регулярное злоупотребление высокоградусными напитками. Во-первых, обе по воле случая были мало восприимчивы к алкоголю, во-вторых, не хлопали рюмку за рюмкой, а пили понемножку, только время от времени подкрепляясь капелькой, тем более что коньяка и в самом деле терпеть не могли, а в-третьих, основательно закусывали жирным сыром, не забывая о минералке. Боженка подумала и выдвинула предложение:
— Если ты не против, я могу это устроить. С Анютиной помощью, к примеру. Они с Домиником нормально общаются, он с ней вежлив и мил, она отвечает тем же, а внутри, говорит, аж ёкает… Вот и могла бы с ним парой слов перекинуться — каким таким макаром Вертижопка завладела жилищем этого недотёпы с бумажником… Кстати, ты случаем не знаешь, как его зовут?