Рождество в Российской империи - Тимур Евгеньевич Суворкин

Софи погрустнела. Она еще никому не сказала, что в этот раз остается. У них был дружный дормиторий, все девочки считали друг дружку назваными сестрами, но только Варя знала истинную атмосферу в семье Софи. Эта чудесная живая девочка была нелюбимым ребенком. Все тепло и забота неизменно доставались старшему, Виктюше. Ее никто не обижал, она получала все, что должен был получать ребенок ее возраста и статуса, а здесь ей чаще, чем остальным, приходили подарки и гостинцы. Но это было совсем не то, чего жаждало ее сердце.

– Здесь Рождество намного веселее, – сказала Софи и вдруг воскликнула: – Знаете что? Мы в этом году должны украсить комнату лучше всех. Так, чтобы даже Бегемотиха язык проглотила!

– Согласна! – тут же подхватила Варя. – У меня сохранились ленты со старого платья, можем сделать из них гирлянду.

– Прекрасно! – включилась Анна. – А у меня остались лишние бусины. Будут отличные глазки для елочных игрушек.

Глаза Софи лукаво засверкали.

– И давайте сегодня погадаем, – предложила она. – На суженого!

Аксинья ахнула и закрыла лицо ладошками:

– А не боязно? Дьявол ведь явится!

Девочки рассмеялись.

– Не бойся, – сказала Анна. – Если явится, мы его подушкой!

И она бросила подушку в большое настенное зеркало, украшавшее комнату. Зеркало зазвенело. Девочки испуганно замерли.

– Пойдемте ужинать, – сказала Софи в тишине. – А то Бегемотиха гневаться соизволит.

Дормиторий погрузился во тьму. Все десять девушек были здесь, но стояла такая тишина, будто он был пуст. Даже их общее дыхание звучало лишь на грани слышимости и было тревожно-сбивчивым. Наконец, чиркнула спичка.

Две свечи вспыхнули у зеркала. Их оранжевые огоньки нырнули в его черную глубину, но не разрушили, а лишь подчеркнули ее своим сиянием.

– Ну кто первая пойдет? – прошептала Наталья.

Эта была бесстрашной. Худая и высокая, состоящая только из острых углов, эта девушка прекрасно знала, что ее внешность не подарит ей поклонников и называла сама себя старой девой. Некому было сказать ей, что ее ум и решительный характер с лихвой компенсируют серую обложку. Она говорила, что станет писательницей и объездит весь мир, причем в одиночку. Но какая девчонка в шестнадцать лет не мечтает стать чьей-то принцессой? Сейчас, в ночи, ей до ужаса захотелось заглянуть в зеркало.

– Иди, – шепнула Аксинья и мягко подтолкнула подругу. – После тебя и я не побоюсь!

Наталья встала меж двух свечей, дрожа. Она глядела в глянцевую темноту, и колкие мурашки толкались у нее в животе. А что, если? Что? Минуты шли.

– А сколько ждать-то надо? – спросила Наталья, и, не получив ответа, добавила: – Ну, довольно. Испугался он.

Девушки дружно, но тихо захихикали. Наталья села на свою кровать, тонкая и белая, как призрак. Ее место заняла Аксинья. Прошептала заветную формулу и застыла, глядя в будущее.

Ничего не произошло. Аксинья нервно хохотнула и отошла.

– Да это он тебя со мной перепутал, – утешила Наталья. – Одеты-то мы одинаково!

– Этак он нас всех перепутает, – протянула Анна.

В ответ раздались смешки. Смолянки одевались одинаково не только днем, но и ночью – все были в плотных белых рубахах, отличающихся только размером и нашитыми инициалами.

Одна свеча у зеркала зашкварчала, колыхнулась и погасла. Софи ахнула.

– Сквозняк, – сказала Варя и наклонилась ее зажечь.

А дальше все произошло разом. Выпрямившись у зеркала, Варя произнесла слова. Дверь дормитория распахнулась. Бегемотиха появилась одновременно и в реальности, и в отражении.

– Это что еще такое?! – начала она. – А ну-ка…

Варя закричала, отшатнулась от зеркала, обернулась и, не говоря ни слова, лишилась чувств.

– …очнулась, но ни с кем не разговаривает. Ей нужен покой.

Одеяло заглушало голоса, но не могло скрыть их полностью, даже натянутое на голову. Варя слышала, как возмущается Бегемотиха. Она говорила о глупости, о суевериях, а слово «гадания» и вовсе выплюнула, как ругательство. Варя зажмурилась.

– Полно вам, Вера Ивановна, девочки всегда гадают, – ответил ей фельдшер, и Варя тут же прониклась к нему симпатией.

Она перевернулась на другой бок и поплотнее заткнула уши, оставив только крохотную щелку для дыхания. Так Варя делала в детстве, еще когда был жив отец и мать не вышла замуж второй раз, невольно сведя ее с Андреем. Сознание с благодарностью схватилось за дорогое имя и нырнуло в привычный круг. Из небытия выплыло воспоминание: ей двенадцать, они с Андреем сидят на полу перед камином. Темно, пахнет хвоей рождественской елки и пряным напитком, которым баловался отчим. Андрей рассказывает ей страшилку о пропавшем кадете, и она глядит на него во все глаза. И кажется, тогда впервые понимает, какой он красивый.

Кто-то позвал ее по имени. Она не откликнулась, и тогда этот кто-то настойчиво потряс ее за плечо. Варя нехотя отодвинула одеяло. Аромат крепкого куриного бульона ударил ей в ноздри и что-то включил внутри. Она поняла, что ужасно голодна.

– Другое дело, – сказал фельдшер, когда Варя схватилась за ложку.

Он смотрел, как жадно она ест, и улыбался. Его звали фон Блюмм, он работал здесь двадцать лет и знал, что здоровый аппетит побеждает любые волнения.

– Легче? – спросил он, когда тарелка опустела.

– Да, – с удивлением ответила Варя.

Фельдшер поерзал на стуле и заговорил с лукавинкой:

– Знаете, панна, не было на моей памяти ни одного года, чтобы к нам перед сочельником не угодила какая-нибудь девица. Беспокойное это время! Бал близится, все страшно переживают. А ведь от нервов бог знает что может привидеться! Мне и самому порой жуткие вещи кажутся, особенно ночью да при свече.

– Какие это? – спросила Варя с интересом.

– Да вот, не далее как вчера привиделось мне на столе целое блюдо пирогов. Уж я обрадовался! А очки надел, свечу зажег – оказалось, склянки с вечера на подносе оставил.

Фельдшер потешно всплеснул руками. Варя улыбнулась.

– А другим разом показалось, что хозяюшка моя в кресле сидит. И смотрит на меня, ласково, как при жизни. Потянулся я к ней – оказалось, сюртук да абажур. Снова разочарование! – он наклонился к Варе и сказал, неожиданно серьезно: – Нельзя безоговорочно верить глазам. Они нас обманут. Хочешь увидеть истину – зажмурься, досчитай до десяти и посмотри снова. Вот что я сам себе советую. И вам, панна, я думаю, это пригодится. А теперь отдыхайте. Завтра к вечеру я вас выпишу.

И он оставил Варю. Она вытянулась на кровати, наслаждаясь теплом и тяжестью одеяла. Слова старого фельдшера успокоили ее и примирили со вчерашним. Действительно, и почему она решила, что все это – взаправду? Она собралась с духом и вызвала в памяти ночные события. Вот она зажигает свечу,