Один шанс из ста. Хроника десантной группы - Эдуард Анатольевич Хруцкий

Потом Николай понял его усмешку. За несколько месяцев в нашем глубоком тылу он должен был постичь великую науку побеждать врага в его собственном тылу. Занимались до изнеможения. Рукопашный бой, ночные стрельбы, радиодело. Один должен драться за десятерых…

И вот, час назад, в землянке фронтового аэродрома он уточнял на карте задание с руководителем операции.

– Наша основная задача – парализовать коммуникации противника. Мост на реке Сейм должен быть взорван…

Ярко вспыхнула красная лампочка. Николай вскочил, ощупал парашют.

– Приготовиться!

Распахнулась дверь кабины.

– Приехали, ребята, – штурман открыл люк.

– Пошел!

Один за другим в темноту шагнули двое.

– Счастливо, – штурман крепко пожал руку Маслову.

Николай боком вывалился навстречу клочковатым облакам.

– Раз, два, три, – мысленно отсчитал и дернул кольцо.

Над головой хлопнул купол, рвануло под мышками. Он опускался к земле. К земле, которой не видел. Никогда не знаешь, что ожидает внизу. Засада? Тогда надо рвануть еще одно кольцо – гранаты. Живым в руки даваться нельзя.

Вот она уже различается, земля. Ближе, ближе. Свел ноги, согнул в коленях, подтянулся на стропах. Удар. Парашют, словно парус, потащил его по земле. Расстегнул пряжку, высвободился, вскочил. Тихо. Свистнул – ответили.

Быстро закопали парашюты, проверили снаряжение, поровну разделили тяжелые мешки с толовыми шашками и ушли в лес.

Земля пробуждалась неохотно. Осенний туман плотно окутал ее. Новый день не спешил, задержался где-то на востоке, словно не хотел встречаться с исковерканной землей. Потом над деревьями поднялось солнце, спокойное и холодное.

Николай проснулся первым: с непривычки на сучьях долго не проспишь. Невдалеке, прислонясь к дереву, с автоматом на изготовку стоял один из товарищей.

– Ложись, отдыхай.

Николай встал, потянулся. Утренняя свежесть забралась под ватник. Несколько раз присел, помахал руками, разгоняя кровь. Пошарил в карманах табака не было. Видимо, остался в мешке, который заменил одному из ребят подушку. Не тревожить же…

Оттого, что табак достать невозможно, курить захотелось еще сильнее. Так не пойдет, нужно думать о чем-то другом…

Валуйки… Глиняные домишки, кривые улочки, гордость города – здание гимназии. У Валуек не было окраин. Просто улицы обрывались, упирались в поле. Весной прилетал оттуда ветер, приносил запах талого снега. Потом – черемухи, Потом – выпускной вечер. Работа в райкоме комсомола, отъезд в военное училище… Как там сейчас живут люди в родных Валуйках? Что делают? Спят или курят у темных окон…

Да. А вот недавнее. Когда после школы снайперов попал на Калининский фронт.

На огневой рубеж выдвигались ночью. Фронт молчал. Только изредка, словно во сне, всхрапывали пулеметы да лопались в небе хлопушки ракет.

– Пора, – сказал наблюдатель, пожилой степенный сержант.

Вылезли из окопов. Что такое тридцать метров? Полминуты ходьбы, если можно идти во весь рост. Пять минут – если можно ползти. А тут… Вспыхнула ракета – сливайся с землей. Погасла вперед два метра..

Потом долго отлеживались, приводили в порядок дыхание. Времени осталось много до рассвета. Николай полулежал на дне воронки, над воронкой, перебирая кусты, шептались ветерки.

Затем небо посветлело, показалось солнце, по-весеннему большое и яркое. Николай вылез на край воронки, устроился поудобнее, поместив в тени ствол винтовки. На этом участке было затишье.

Немцы обжили траншеи с возможным комфортом. Устроили умывальник, с кухни привозили теплую воду. Из наших окопов эта ложбинка не просматривалась, поэтому вели себя как дома. В оптическом прицеле четко рисовались голые по пояс фигуры. Николай поймал в перекрестие одну, негромко хлопнул выстрел.

Гитлеровец сделал шаг, другой, рухнул ничком на землю.

Первый, сержант-наблюдатель воткнул в снег палочку.

Николай осторожно повел стволом, поймал следующего.

В это утро сержант срезал девятнадцать сучков. Потом их засекли. Пулеметы хлестали по краю воронки, они лежали на дне. Вдруг Николай увидел: из-под талого снега выбился маленький синеватый росток. Подснежник!..

Николай взглянул на часы. Шесть тридцать. Пора будить ребят.

Развели небольшой костер, разогрели консервы, позавтракали. Сориентировались по карте, наметили маршрут.

Тронулись.

Шли через лес, гуськом, след в след. Автоматы, пистолеты, мешки с толом…

Вот и мост. Он лег на каменные быки тысячами тонн металлических конструкций. Маслов внимательно изучал его в бинокль. Да, на славу поработали инженеры…. Вновь ветер донес паровозный гудок, загромыхал над рекой тяжелый состав. Вагоны, вагоны, платформы с танками… Четвертый… Сколько же их за день проходит!

Много. На востоке идут тяжелые бои, немцы вводят все новые и новые резервы. Тяжело смотреть на проносящиеся составы. Чужие, короткотрубые паровозы везут смерть сотням наших людей…

Охраны человек двадцать. Парные посты по обеим сторонам моста. Меняются каждые два часа. Кроме того, один солдат у пулемета рядом с входом в блиндаж.

Двадцать и – три. Но разве в этом дело. Ночью трое поползли к насыпи. Двоим – снять часовых, Маслову уничтожить гарнизон в блиндаже.

Последние метры, последние секунды…

Вперед! Николай прыгнул на насыпь. Успел услышать приглушенные вскрики на мосту, взрыв гранаты..

– Хальт! – немец у блиндажа рванул с плеча винтовку.

Маслов полоснул по нему из автомата, рванул дверь.

Стол, аккумуляторная лампа, растерянные лица…

Взрыв толкнул землю.

Тол заложили под основание фермы, над самым быком. Работали четко, как на занятиях. Вставили шнуры, подожгли. Скатились с насыпи кувырком, в кровь расцарапав лица и руки… На пять минут рассчитан бикфордов шнур. Триста секунд. Пятьсот метров бегом. Сначала увидели пламя. Оно осветило на миг все, как днем. Потом ударил взрыв, потом грохот огромных масс стали…

Они лежали, прижавшись к земле. Рядом тяжело бухались в землю обломки. Потом – бегом по воде, чтобы собаки не взяли след. Бегом, бегом, пока сердце совсем не подступит к горлу.

Пробежав километра четыре, упали. Несколько минут хватали ртами воздух, как рыбы на берегу. Затем разделись, вошли в ледяную воду, подвязав к головам одежду…

Наутро в условленном месте их встретила партизанская разведка. А через день с лесного аэродрома поднялся самолет, взяв курс на Большую землю.

Это был не последний мост…

Утро во Львове

Мир разделился на две несоизмеримые части: вражеский тыл и Большая земля, которая вся была домом. Неважно, где отдыхала группа: в Москве ли, Смоленске, в маленькой Дарнице это все равно был дом. Свой родной дом, где можно ходить во весь рост, разговаривать во весь голос, спать, закутавшись с головой.

Но дома они лишь гостили. Все содержание жизни их – их работа было там, по ту сторону фронта, «в тылу».

Работа… Люди, которые всю жизнь мечтали строить разрушали. Люди, которые хотели стать врачами, убивали. За линией фронта они досыта насмотрелись на акции зондеркоманд, на виселицы,