Самая страшная книга 2014-2025 - Ирина Владимировна Скидневская
Саша обернулась одеялом – шубка сохла, – взяла со стола стакан, спустилась к охотникам, которые уже резали среди складок кожи на шее моржихи яремную жилу, чтобы пустить кровь. Моржиха вдруг еще раз дернулась и захрипела. Саша подставила стакан под темно-красную хлынувшую струю. Поднесла к губам, отхлебнула. Было ужасно невкусно, но она сказала себе, что хочет жить.
Тайбарей вдруг взял Сашу за подбородок, поднял и заглянул ей в лицо. Отшатнулся, качая головой.
– Что? – спросила она с испугом. – Что, Иван Енсугович?
– Глаза. Глаза, барышня…
Саша вернулась в каюту, подошла к зеркалу с лампой и чуть ее не уронила.
Ее прозрачные светло-ореховые глаза стали абсолютно черными.
На следующее утро поднялась паника – пропал один из механиков, тот самый молоденький Яков, которого Саше было так жалко. Спать он ложился, как обычно, в каюте с пятью товарищами, кто-то сквозь сон слышал, как Яков выходил до ветру, но поутру кровать оказалась пуста. Искали весь день, даже когда начался буран. Следов не было – ни отпечатка ноги, ни капли крови, ничего. А ночью выли собаки, и что-то большое снова прикасалось к кораблю снизу.
Саша проснулась, выглянула в коридор. Там стоял Ваня Тайбарей с керосиновой лампой в руках и пристально смотрел на ее дверь.
– Что, Иван Енсугович? – спросила Саша, дрожа.
Ненец поднял лампу, чтобы заглянуть в ее изменившиеся глаза.
– Плохо, барышня, – тихо и мрачно сказал он. – Но ты спи.
– Нет! – говорил Богданов, который наконец стал подниматься и потихоньку выходить из каюты. – Это трусость и мятеж, матрос Тайбарей! Еще раз услышу, что кто-то хотя бы заговаривает о возвращении, – приму дисциплинарные меры.
Он вышел с Сашей на палубу, долго говорил о том, что Артика любит только смельчаков. Часть из них убивает, да. Но тем сильнее любит остальных. А механик – ну, не выдержал мальчишка. Забрел ночью далеко, да и свалился, вмерз в лед.
Ночью ненцы ушли, взяв нарты, упряжку собак и самый минимум припасов. След был хорошо виден и вел на юг.
Богданов от безвыходной ярости снова слег. Саша напоила его лауданумом, чтоб поспал, а то еще удар хватит.
Под дверью утром она нашла записку от Тайбарея.
«Ухади, баршня, – было написано большими корявыми буквами, карандашом. – А то все умрт от тбя».
На следующий день двое матросов зарезали Максима Соленого и пили его кровь из чайных чашек. После этого один удавился на простыне, второй нырнул в полынью, снова возникшую у корабля. Саша смотрела на окровавленный снег, на красный лед на палубе, на сложенные у борта тела, прикрытые одеялами.
Она чувствовала, как что-то смотрит из ее глаз с холодным и злым любопытством.
«Все умрт от мня», – подумала она.
Саша надела шубку. Зачем-то очень тщательно закрыла за собой дверь.
«Ночь, – думала Саша, скользя по льду. – Вечная ночь. Лед. Нет жизни. Зачем я здесь?»
Она чувствовала существо внизу, ощущала его взгляд сквозь двухметровый слой льда.
– Саша! – крикнул с палубы Богданов. – Ты куда собралась?
Она обернулась – ее изменившиеся глаза видели в сумерках, какой он бледный, растерянный, как ему страшно сквозь всю его целеустремленность и браваду. Она пожалела его.
И прыгнула в воду.
1988
Льдов достигли на изломе июля, в три пополудни, под шквальным дождем, обрушившимся на атомоход с забитого сизым мазутом неба. На подходе к ледяной кромке дождь обернулся градом, дробью расстреливал каютный иллюминатор.
Ингрид Хансен перелезла через Андрея и в чем мать родила двинулась к душевой. На пороге обернулась, смахнула со лба прядь взмокших льняных волос.
– Что не так, милый?
Не так было все. Андрей чувствовал себя отставным фигуристом, которого заставили-таки откатать обязательную программу с незнакомой партнершей. Они откатали: она – умело, он – старательно. Оценка за технику высока, за артистичность никуда не годится.
– Все хорошо, – выдавил Андрей. – Прекрасно и удивительно.
Он наскоро оделся, под звуки душа выбрался из каюты и побрел по корабельному коридору. Согласно инструкции, об инциденте следует доложить товарищу Шерстобитову, саркастически думал Андрей. Пускай расследует, не провокация ли это датской разведки… И вздрогнул от неожиданности, когда Шесть Убитых выскочил из-за коридорного поворота и ухватил за рукав.
– Началось, – зловеще процедил пятой козы барабанщик. – Ты уже в курсе?
– Нет. Что началось-то?
– Баба, – сообщил Шесть Убитых, сощурившись. – Голая.
Андрей удивился – неужели Ингрид выбралась из душа и пошлепала к себе голышом?
– Там, – махнул Витек в сторону верхней палубы. – На льду, раненая, но вроде живая. Взяться ей неоткуда. Не из воды же.
Пару минут спустя Андрей, укрываясь от града полой ветровки, оторопело смотрел, как полдюжины матросов спускают на воду спасательную шлюпку, а второй помощник пытается отогнать от планшира публику, распаленную немыслимым происшествием. Пассажиры шептались и переговаривались на добром десятке языков.
Андрей не смог протиснуться вперед, ждал на палубе. Таинственную находку подняли на борт, уложили на носилки. Спасенная лежала недвижно, укрытая одеялом, а сверху – матросским бушлатом. Андрей разглядел смерзшиеся пряди длинных волос, кожу цвета нетронутого снега и огромные черные глаза в пол-лица.
– Посторонитесь! – зычно каркал второй помощник. – Ну же, товарищи! Леди, мистеры, херры! Телеграфируем, начнем расследование, разберемся, оповестим, а сейчас по каютам, пострадавшей нужна медицинская помощь!
– С дороги, молодой человек, – просипел милейший Петр Маркович, главврач судовой больницы, едва поспевающий за носилками вслед.
Андрей механически шагнул назад, и в этот момент безучастный взгляд огромных глаз уперся в него. И тут же изменился, что-то мелькнуло в черной глубине.
Девушка на носилках резко села, так что одеяло упало, обнажив небольшую белоснежную грудь с темными сосками и глубокую круглую рану под ключицей. Губы спасенной дрогнули, округлились, будто она пыталась что-то сказать, позвать Андрея по имени, но звук не шел, и, рванувшись, она бессильно повалилась навзничь.
– Знать ее вы, да? – ошеломленно спросил японский океанограф Амида Куроки, когда процессия с носилками исчезла из виду.
– Впервые вижу, – ответил Андрей ему в тон. – Я.
Следующие сутки «Георгий Богданов» трудолюбиво вспахивал ледяное поле, оставляя за кормой узкую черную борозду.
Откуда взялась обнаженная девушка, выяснить не удалось. Льдина, с которой ее сняли, откололась и перевернулась, скрыв следы, если они там и были. Сообщений о терпящих бедствие судах, экспедициях или самолетах не поступало. Никакого логического объяснения появлению измученной (шептались, что у нее еще и на спине две
