Спутник бросает тень - Анатоль Адольфович Имерманис
— Что-то меня сегодня жажда донимает, — сказал Билл и, выкинув соломинку, одним духом осушил бокал.
— Не много ли вы пьете? — Мун уже начал жалеть, что прилетел сюда. При таком количестве выпитого можно увидеть все что хочешь.
Билл рассмеялся:
— Это же фруктовый коктейль! Ни унции алкоголя. Даже по праздникам. Тем более что сейчас я в спортивной форме.
У Муна отлегло от души.
— Так вот, я из полиции. Мне нужен ваш точный, правдивый рассказ. Не то, что вы рассказывали журналистам, а как оно было на самом деле.
— Так ведь рассказывать-то нечего, — в присутствии инспектора Билл уже не чувствовал себя таким героем. — Возвращался я с танцульки. Я и еще несколько парней. Дорога только одна — через лес. Они о девчонках болтали, а мне их хвастовство не очень по душе. Я шел немножко впереди, этак шагах в десяти. Слышу, мотор гудит. Я не обратил на это внимания, — гудит так гудит. Вдруг вижу над лесом яркий свет. Ракета! С чего бы это, думаю? Продрался сквозь чащу, гляжу — стоит этот парень на поляне и ракеты пускает. А мотор все ближе. Ага! Дает сигнал на посадку. Толком-то я еще ничего не сообразил, но вижу — дело неладно. Подбегаю к нему, а он вдруг выхватывает пистолет. Тут уж я раздумывать не стал — несколько ударов, апперкот — и готово. Тут остальные подбежали. Мы бы и тут еще не знали, что делать, но глядим — радиопередатчик и всякое этакое барахло. На десять минут позже — и он бы уже в воздухе был...
— А ракета... я имею в виду воздушный корабль... Она уже улетела?
Билл покраснел и понизил голос:
— Да никакой ракеты не было. Это репортер, который там очутился, намекнул. Ну я и соврал. Тот прямо как по писаному выложил: «Билл Блаха с Олдстонской фермы видел красный космический корабль...» Я прикинул — звучит!
— Ну что ж, Билл, пока! Спасибо. Но мой совет вам — оставайтесь чемпионом по боксу, не ввязывайтесь в другие матчи, вроде конкурса по вранью. Соблазнительно, но ненадежно.
22
Полковник Мервин, как всегда, улыбался. Только глаза у него были тусклые.
— Устал. Упрямый парень, ничего не скажешь. Отказывается выдавать связи. И при этом отнюдь не отрицает, что располагает ими.
— Вы можете мне дать кого-нибудь из своих переводчиков?
— Это ни к чему, Иванов отлично говорит по-английски. Акцент, разумеется, есть. Этого из русских не вытравишь. Я пойду с вами! Может быть, в разговоре с вами он нечаянно проболтается и я узнаю что-нибудь полезное для себя.
Иванов уже находился в специальной комнате для допроса с зарешеченными окнами и железной дверью. Тут же был детектор лжи с оператором.
Перед Муном сидел коренастый, плечистый человек со светлыми, выгоревшими волосами. Слегка скуластый, такой, каким Мун представлял себе русского.
Мун не хотел прибегать к детектору лжи, не очень-то доверяя этому прибору. Достаточно принять таблетку успокаивающего или хорошо владеть нервами — и он ничего не покажет.
Допрос шел туго. Иванов с абсолютно бессмысленным упрямством отрицал свою причастность к убийству Спитуэлла. Не помог и план города с крестиком на улице Ван-Стратена.
— Провокация! Подобной карты среди моих вещей никогда не было! Вы сами ее подкинули. Обычные подлые приемы, характерные для вашей капиталистической системы.
— Хватит! Хватит! — грубо оборвал его полковник Мервин. — Вы не на митинге. Спитуэлл убит из русского пистолета, и это был ваш пистолет.
— Почему же мой? А может быть, он сам привез его из Советской России?
Видя, что дело не подвигается, Мун дал знак оператору подсоединить детектор, желая за это время просто собраться с мыслями. Контакты и присоски давно уже опутали тело Иванова, а Мун все еще сидел, попыхивая сигарой, и, закрыв глаза, лихорадочно думал.
— Вот что! Ваши отпечатки найдены в квартире Спитуэлла! — Мун шел на явный блеф.
Мун не надеялся на успех. Но случилось неожиданное. Иванов, только что с такой заносчивостью отвергавший все обвинения, вдруг заговорил. От гордо поднятой головы, от благородного негодования не осталось и следа. Иванов сразу обмяк. Казалось, он только и ждал фразу Муна о найденных отпечатках, чтобы заговорить.
Узнав о «предательстве» Спитуэлла — так русские квалифицировали его показания на процессе Ротбахов, — они приговорили его заочно к смертной казни. В качестве исполнителя приговора был выбран Иванов. Выследив Спитуэлла, Иванов четвертого октября рано утром направился к улице Ван-Стратена. По дороге он купил газету. На Кладбищенской улице влез на дерево, по нему забрался на крышу, схватился за желоб, раскачался и впрыгнул в открытое окно. При его тренировке десантника это ничего не стоило. Попав в комнату, он закрыл окно и задернул шторы. Встревоженный шумом, Спитуэлл, разумеется, выскочил из ванны, схватил со стула револьвер, но было уже поздно. Иванов уложил его первой пулей. Затем захлопнул за собой дверь. На лестнице он никого не встретил. А там оставалась уже мелочь — сообщить, что задание выполнено...
Пока Иванов рассказывал, Мун смотрел на экран детектора, — зеленые линии мягко волновались, как зыбь от легкого ветерка.
— Между прочим, зачем вам понадобилось убить Спитуэлла именно из русского пистолета? — поинтересовался Мун. — Вы что, преднамеренно решили оставить свою визитную карточку?
Иванов не отвечал.
Мун взглянул на экран — зеленые волны плескались, приплясывали, сталкивались... Иванов почему-то нервничает...
— Вот так обстоит дело, сержант, — закончил свой рассказ Мун. — Что скажете?
— Ничего. Я не царь Соломон и не профессор Холмен. Если бы Иванов признался, что он курит «Симон Арцт», тогда для меня все бы стало на свое место. Но вы же сами говорите, что он некурящий. Поэтому я стою на своем: дайте мне парня, который курил в квартире Спитуэлла «Симон Арцт», и я через шесть часов скажу, убийца он или нет.
— Опять ваша «египетская» версия! Иванов сознался, а за каким дьяволом ему это надо, если он не виноват? Правда, мне все не дает покоя русский пистолет. Но опять же, итальянская «Черная рука» или ирландская тайная военная организация, казня предателей, в назидание другим всегда оставляли рядом с трупом визитные карточки. Не забывайте, что с точки зрения русских Спитуэлл — предатель.
Дейли пожал плечами:
— С тех пор как я заделался спиритом, я одновременно стал и циником. И мне кажется, что повсюду одно