Замерзшее мгновение - Камилла Седер
Больше часа он просидел в машине, таращась на озеро Мьёрн с парковки, находившейся совсем рядом с берегом. Вода была покрыта потрескавшимся льдом. В конце концов стекла машины настолько запотели от его дыхания, что он уже не видел озера. Он воспринял это как знак отправляться в путь.
Телль медленно поехал обратно в город. Пиццерия выглядела достаточно невинно, и он убедил себя, что, если заедет в поселок, это ни к чему его не обяжет. Он сядет в ресторанчике, который только что открылся, продумает и взвесит альтернативы: поместит их в колонки со знаком «плюс» и «минус».
Поехать к Сейе домой и попытаться объяснить. Рассказать о хаосе, который она подняла в его душе, о том, что у шефа рак, об отцовских страхах, кажется, становившихся его собственными. Или вернуться на работу и наплевать на все — и на то, что Эстергрен скоро умрет.
Волнение мешало ему найти ключ к разгадке. Он не мог сосредоточиться. Может, его поразил страх смерти?
Он слышал как-то, что небольшой стресс усиливает чувства и способствует концентрации эффективнее полного расслабления. Однако слишком сильный стресс дает обратный эффект: теряется фокус, выносятся ложные оценки. Он начинает действовать необдуманно. Это пугало Телля: неожиданное осознание, что не можешь полагаться на собственную оценку.
У него появилось желание заказать пиво вместо кофе, который остыл и стал похож на бурду, но он справился с этим порывом. Он на работе.
Он набрал номер полицейского отделения — в качестве компенсации за утреннее собрание, которое пропустил, — чтобы узнать последние новости. У Карлберга никто не отвечал, и он перезвонил Бекман. Она подошла в тот момент, когда он уже собрался отключиться.
— Я сейчас занята, Кристиан. Я перезвоню, — коротко ответила она и положила трубку.
Телль сделал пару глотков противного кофе. На блюдце лежал кусочек побелевшего шоколада, и он его машинально съел.
Через несколько минут телефон, лежавший на запятнанной мраморной поверхности стола, завибрировал. В пустом помещении звук усилился. Из кухни выглянул сотрудник, чтобы посмотреть, что происходит.
— Да?
— Это Бекман. Когда ты позвонил, у меня сидел один из тех, кто оставил свои отпечатки в «чероки» из Ульрицехамна.
— Они уже все у тебя побывали?
— Двое из них. Не могу найти некоего Бенгта Фалька. Пара отпечатков, как и ожидалось, принадлежит Берит Юханссон, владелице. Некто Сигрид Магнуссон и Леннарт Кристианссон оставили отпечатки, которые соответствуют имеющимся в машине. Два из шести отчетливых отпечатков по-прежнему не идентифицированы.
— И могут принадлежать Бенгту Фальку, поддельному Марку Шёдину или кому-то еще. Если повезет, у нас будут отпечатки убийцы. Остается только найти самого убийцу.
— Да… — вздохнула Бекман. — Подумать только, если бы мы могли собрать всех каким-то образом фигурировавших в жизни жертв и снять у них отпечатки. Тогда, наверное, сразу получили бы ответ.
— В свое время мы все равно его найдем, — сказал Телль и сам восхитился своей внезапной способности утолять нетерпение других.
У него вдруг появилось непреодолимое желание рассказать Бекман о своем разговоре с Эстергрен, но мог ли он предать оказанное ему доверие?
— А что сыновья Вальца? — спросил он вместо этого. — Карлберг там?
— Нет. Кажется, он вызвал их на сегодня после обеда. Мария Вальц вроде бы начала кричать про адвоката…
Телль присвистнул.
— Ах вот как. Ну посмотрим, что из этого получится. Тогда она наверняка будет присутствовать при допросе младшего?
— Не знаю. Я могу попросить Карлберга позвонить тебе, если ты уже не вернешься сегодня.
— Нет-нет, — поспешно сказал Телль. — Не нужно. Я подъеду попозже… только выясню кое-что…
Его голос дрогнул. Телль не был уверен, хочет ли сегодня снова показаться на работе.
— Конечно. Тогда увидимся.
Он окончательно решился. Сейчас или никогда.
Он проехал поворот к месту преступления. Оттуда до дома Сейи было всего десять минут езды. Когда он набрался мужества и все-таки подошел к дому, для него оказалось неприятным сюрпризом, что свет в окнах не горит. Он растерянно застыл на лужайке, не зная, на что решиться. Чтобы окончательно удостовериться, он постучал в дверь. Его раздражало, что ее нет на месте, когда он наконец-то созрел. Одновременно с этим он испытывал облегчение, что разговор, исход которого он не мог предугадать, откладывается.
Удивительно, что ее машина припаркована у дороги.
Он открыл дверь в конюшню, и стоявшая там тишина подсказала ответ: она каталась верхом. Значит, встреча еще может состояться. Хотя он предпочел бы с головой окунуться в неизвестность, вместо того чтобы сидеть и ждать, рискуя поменять свое мнение и сбежать с поджатым хвостом.
Он с горечью сознавал, что не реагировал на ее сообщения и держал в напряжении, всеми способами пытаясь остаться недоступным. Это зависело исключительно от его собственной слабости и отсутствия стержня. Он не настолько глуп, чтобы не понять: она чертовски зла на него или разочарована. Разочарование, конечно, хуже всего.
Когда он увидел, что дверь в дом открыта, то решение пришло само собой. Он вошел и уселся в кухне, наслаждаясь теплом и досадуя на небрежность, позволившую человеку оставить свой дом, не предприняв даже простейшей меры предосторожности против воров. И она одна считает, что в атмосфере добрососедства не может случиться ничего плохого? Любое явление преступного характера было подобно ядовитому шипу, всаженному в невинность и доверие, и оставляло после себя заражение и незаживающие шрамы. Будучи полицейским, он определенно не обладал этим типом наивности. Скорее наоборот, достиг уже той ступени, на которой лишь малая толика человеческой изобретательности, направленной на порчу и кражу чужого имущества, могла его удивить.
На стене тикали часы. Звук вторгся в его мысли и разогнал их. Телль попробовал снять пальто, чтобы не усиливать впечатление, будто он лишь случайность в ее жизни, но поскольку огонь в камине не горел, в доме царил холод.
Ему трудно было понять, почему она решила жить вот так, вдали от цивилизации, удовольствий и других людей.
Когда он окончательно замерз, ожидание стало невыносимым. Однако зажечь камин, сварить кофе и включить музыку, чтобы заглушить тиканье часов, показалось ему слишком фамильярным, это наверняка покоробило бы ее. Словно у него есть на это право. Словно он считает, будто у него есть права, но нет обязанностей.
Теллю казалось, что прошло уже много времени. Смотреть на часы не было смысла, поскольку он не имел ни
