Наташа Славина. Повесть для юношества - Вера Сергеевна Новицкая
И вдруг, как и несколько дней назад, в голове девушки блеснула мысль: выход есть.
Нет, нет, это ни за что! Это свыше сил ее… Расстаться с ним, с этим кольцом, которое дорого ей как живое родное существо?! Отдать, променять на деньги ее драгоценную путеводную звездочку?!
Наташа задыхается от одной этой мысли. Ни за что! Ни за что!.. Девушка в приливе какой-то особой нежности всматривается в дорогой предмет.
— Ни за что! Ни за что!.. — снова повторяет она, будто протестуя против совершающегося над ее душой насилия.
А в той же душе, в потаенном уголке ее, какой-то голос шепчет сперва тихо, чуть слышно, затем яснее и настойчивее: «Но это единственный выход, другого нет».
Опять громадная, несравненно бо́льшая, чем несколько дней тому назад, борьба начинается в сердце девушки. На этот раз жертва слишком велика. Она чувствует, что изнемогает, что тяжесть ее непосильна. «А что же я Диме скажу, куда кольцо девалось?.. Сказать „потеряла“?.. Потерять такую вещь!.. Да это преступление!.. Нет, я просто скажу ему всю правду… — решает девушка. — Ложь, да еще перед ним, перед Димой, — это слишком ужасно! Но ведь нельзя, нельзя правду сказать, — с тоской сейчас же спохватывается она. — Эту правду сказать нельзя, он не вынесет, она убьет его… Что же делать? Где выход?»
И та самая скамья, которая менее чем год назад видела блестящие восторгом вдохновенные глаза девушки, была теперь единственной скромной свидетельницей ее громадного горя, ее неутешных слез.
Всю ночь не смыкала Наташа глаз. На следующий день, накануне возвращения Дмитрия Андреевича, она едва поднялась, больная и телом, и духом. Анисья с искренним участием смотрела на нее.
— Вишь ты, опять, стало быть, недужится. Ну, таперича уже недолго, маненько потерпи, приедет Митенька, он тебе всяких снадобьев да зельев своих даст, живехонько поправишься.
И Анисья, у которой было в этот день работы по горло, уже опять металась от булок к поросенку, что-то рубила, жарила, варила.
После обеда Наташа вышла из дому и, проходив часа три, вернулась бледная как смерть: с руки ее исчезло кольцо, зато в кармане лежало тридцать рублей.
Едва сбросив шляпу, как сноп свалилась она на диван. Силы отказывались служить ей, перетянутые нервы не выдержали, она истерически разрыдалась. Постепенно плач утихал, но беззвучные, тяжелые, необлегчающие слезы обильно струились по ее лицу, точно унылый, беспросветный осенний дождь, от которого не разрежаются темные тучи, не очищается ни один уголок хмурого неба, где бы мог пробиться радостный, светлый луч.
У Наташи было такое чувство, точно она похоронила близкое, родное существо, точно только что вернулась с кладбища. Она больше ни о чем не волновалась: правда, у нее всего девяносто рублей, но это не важно: завтра рано утром, до приезда Димы, она пойдет попросить, чтобы ей вперед дали деньги за урок, там никогда не откажут, значит, наберется даже больше ста — сто пять. Прямо оттуда она отправится в банк и купит билет, и к приезду Димы все будет в исправности, он ничего не узнает. Но, Боже, какой ужасной ценой приобретено все это!
Глава X
Все пережитые волнения завершились наконец чисто физическим утомлением — Наташа крепко заснула.
Наутро отдохнувшему, освеженному мозгу все происшедшее не рисовалось уже в таких безнадежных, мрачных красках.
«Сегодня Дима приезжает!» — было первой мыслью Наташи при пробуждении, и от этого сознания все печали и тревоги потускнели, отошли куда-то на задний план.
«Теперь все будет хорошо, все опять пойдет по-старому», — мечтала девушка.
Бодрая, почти радостная, торопливо оделась она: ведь надо успеть справить все свои дела до приезда Димы, а затем еще переодеться: поезд приходит ровно в одиннадцать, времени, значит, хватит.
Первую половину плана ей удалось выполнить легко и скоро: едва выговорила она просьбу о деньгах, как мать ее ученицы с величайшей готовностью вынула кошелек и вручила просимое. Поблагодарив от души, Наташа, совсем развеселившаяся, направилась в отделение банка.
Хотя производство операций начиналось лишь с десяти часов, а когда девушка пришла туда, было едва половина десятого, однако Наташе, с трудом нашедшей надлежащее окошечко, пришлось встать в конце довольно длинного уже хвоста. Время тянулось беспощадно. Вот, слава Богу, она почти у источника, наконец и ее очередь. Наташа называет нужную бумагу.
— Сто двадцать шесть рублей двадцать пять копеек, — отчеканивает чиновник.
— Что? — недоумевающе спрашивает девушка.
— С вас в кассу сто двадцать шесть рублей двадцать пять копеек, — повторяет тот.
— Как сто двадцать шесть? — уже испуганно говорит Наташа. — Вы, верно, ошибаетесь, на билетах написано сто.
— Сто — это номинальная стоимость. Теперь же билеты поднялись по курсу до ста двадцати шести с копейками. Угодно получить?
Но девушка стоит, как окаменелая, не двигаясь с места.
— Не задерживайте, не задерживайте, сударыня, прошу дорогу, — слышит Наташа за своей спиной, и какой-то господин, бесцеремонно отпихивая ее, проталкивается к окошечку.
Радостное настроение мигом слетает с девушки от нового, совсем неожиданного препятствия, явившегося в последнюю минуту, когда она была уже у самой цели. Несколько секунд продолжает еще неподвижно стоять она, затем медленным шагом идет к выходу.
«Куда же теперь? Что же еще сделать?» И тут же сознает она, что делать больше нечего.
«Домой, скорей домой, — вдруг спохватывается Наташа, — ведь Дима сейчас приедет». Она прибавляет шагу. Быстрая ходьба, свежий, еще не жаркий утренний воздух ободряют ее.
— Уже одиннадцать! — восклицает она, проходя мимо часового магазина. — Вдруг он приехал и без меня!
Теперь у нее одна мысль — добежать домой раньше приезда Димы, чтобы успеть встретить его. Все остальное опять уплыло куда-то, отошло назад. Бегом уже вбегает она в калитку, летит через дворик прямо в кухню. Вдруг отчетливо, ясно доносится до нее хорошо знакомый, глубокий голос, от одного звука его все существо ее трепещет, громадная радость вдруг охватывает ее.
— Дима!.. Дима, милый!.. — звонко и весело вырывается из груди девушки.
Навстречу ей из-за стола поднимается высокая стройная фигура, счастливая улыбка разливается по красивому румяному лицу, лучистые глаза нежно смотрят на нее. Она уже подле него и, как всегда, охватив его шею руками,
