Сундучок храбрости - Евгения Александровна Русинова

— Ну что, Женёк-лапулёк, нос повесил?

И как только главный врач догадался, что это прозвище прочно приклеилось к Женьке после первого дня в больничных стенах?

— А я всё про вас знаю, — словно прочитал его мысли Лев Иванович, — что вы любите, о чём мечтаете, чего боитесь. Вот ты, например, ждёшь поездки с родителями летом на море. А боишься пауков и мультиков, в которых играет тревожная музыка. Угадал?

Как? Откуда? Ну ладно пауки и море… Но про мультики Женька точно никому не рассказывал, даже маме. Он просто всегда выходил из комнаты, если по телевизору начинали показывать нечто подобное.

— Ты думаешь, мы, взрослые, ничего не боимся? — вздохнул врач.

— А вам-то чего бояться? — удивился Женька. Он заметил, что в палате повисла непривычная тишина. Остальные тоже прислушивались к их разговору.

Лев Иванович признался:

— Я тоже боюсь. Иногда даже поджилки трясутся! Просто виду не показываю. Боюсь, что ваши мамы будут глядеть на меня полными надежды глазами, а я не смогу дать им ответ, который они ждут. А ещё сильнее боюсь, что лечение, которое я назначил, не поможет.

Маленькие пациенты встревоженно зашевелились. Словно им доверили секрет, который детям знать не полагается.

— А пойдём-ка со мной, Женёк-лапулёк! — предложил главный врач. — Кое-что ещё тебе покажу!

Соседи по палате загалдели наперебой:

— Почему-он-мы-тоже-хотим-и-нам-покажите-пожалуйста…

И снова Лев Иванович подобрал слова, которые всех успокоили:

— Потому что он младше. И потому, что вы уже опытные бойцы, а он только вчера попал на линию фронта. И ещё просто потому, что не могу же я вас всей оравой водить за собой по отделению. Да, я вас знаю, пижамная команда! Вы себя в обиду не дадите — всё равно потом все тайны у него выпытаете.

Лев Иванович взял в свою огромную тёплую ладонь маленькую влажную Женькину ладошку и куда-то его повёл.

Глава восьмая

Женька доверчиво шёл за врачом по коридору. И вдруг они снова оказались у процедурного кабинета. Мальчик замедлил шаг.

— Не волнуйся, мы просто заглянем поздороваться, — улыбнулся Лев Иванович. — Ниночка, к вам можно?

— Здравствуйте, Лев Иванович! — обрадовалась медсестра. Потом она заметила стоящего рядом мальчика: — Ой, я помню этого героя. Вчера у меня кровь сдавал. Представляете, даже не дрогнул ни разу! Я сегодня всем его в пример ставлю.

Женька, услышав, что его снова хвалят, приободрился.

— А вы чего пришли? Что-то не так? — засуетилась Ниночка.

— Всё хорошо! Просто хотели с этим молодым человеком кое о чём у вас спросить. Чего вы боитесь?

Ниночку ничуть не смутил странный вопрос.

— Я змей до ужаса боюсь. Даже по телевизору на них смотреть не могу. А ещё… — она немного помолчала, — ещё очень боюсь, когда ко мне в кабинет приходят малыши. Я боюсь сделать им… вам… больно. И что вы… они… потом будут плакать. По моей вине. Вот чего я очень сильно боюсь! Я когда только на практику сюда пришла, у меня первое время руки от волнения дрожали. Знаешь, на чём я тренировалась уколы ставить?

— На чём?

— На спелых помидорах. Целый ящик томатов перемяла, пока решилась у первого своего пациента кровь из пальца взять. Мама потом долго меня за эти помидоры упрекала. Мол, они для закрутки были, а я их испортила. Пришлось томатную пасту из них делать.

Женька улыбнулся. Он терпеть не мог томатную пасту. Но ему вдруг стало легко-легко. Оказывается, в больнице работают обычные люди, которые ссорятся с родителями, боятся змей, едят помидоры…

— Лев Ваныч, еле вас отыскала, — в процедурную ворвалась, задыхаясь от быстрого шага, баба Нюра. — Заставляют старуху по всему отделению бегать, будто молодых нет. И на что вам телефон, спрашивается, если вы его всюду забываете?! Там в приёмную девочку привезли, тяжёлый случай. Вас ищут!

Лев Иванович вскочил со стула, постучал по карманам:

— И точно, забыл. То-то, думаю, давно меня никто не вызывает. Баба Нюра, отведите, пожалуйста, этого мальца обратно в палату, а я побегу.

Врач по-мужски пожал Женьке руку и умчался спасать незнакомую девочку от болезни, а её родителей — от невыносимой тревоги.

Глава девятая

Баба Нюра шла по коридору и ворчала:

— Загоняли меня совсем. Того найди, этого отведи. А полы сами себя не помоют… И цветы не польются… И…

— Баба Нюра, а чего ты боишься? — спросил её на ходу Женька.

И тут же сам опешил от собственной смелости.

— А? Чего? — нянечка резко остановилась. Мальчик, не успев затормозить, чуть не сбил её с ног.

— Это ты зачем у меня такое выспрашиваешь? — баба Нюра с подозрением прищурилась, запыхтела носом, как вскипающий чайник. Казалось, сейчас она снова обернётся Мегерой и начнёт бранить не в меру любопытного пациента. Но Женька вдруг увидел, что в морщинках у неё на лице задрожали слёзы. Удивительно!

— Ах ты, мой хороший! — нянечка внезапно прижала мальчика к себе. У него тут же зачесалось в носу от резкого запаха хлорки и стирального порошка.

— Больше всего на свете я боюсь… — баба Нюра смахнула слезинку, — привязаться к вам, охламонам. Полюбить вас боюсь. Я ж лет тридцать туточки работаю. Раньше, когда была молодая, к каждому пациенту всем сердцем прикипала. Очень переживала, ночами не спала. Приходила в свой выходной, чтоб деткам подсобить — сказочку рассказать, косы девочкам заплести, оладушками домашними угостить. Но детки потом выписывались и быстро забывали обо мне. А я и рада-радёхонька — лишь бы здоровенькими были. Гораздо хуже, если их в другой корпус переводили — туда, где идёт неравная борьба с болезнью. Как мне становилось дурно, если болезнь всё же одерживала победу. Потом долго сама хворала. Мне вокруг все твердили: «Так нельзя, побереги себя…» Наверно, поэтому со временем моё сердце затвердело. Чтоб не раскрошиться совсем от переживаний…

Баба Нюра достала из складок халата какую-то тряпку, шумно высморкалась и продолжила своим обычным недовольным голосом:

— Вот стоим с тобой без дела, лясы точим. Давай марш в свою палату, тебя там друзья-приятели заждались. Они меня уже допрашивали. Чего-то ты им рассказать должон…