Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

– Спасибо, мой дорогой! – сказал Алексей Викторович и улыбнулся. – Представляете, я на этом самом месте и сорок лет назад споткнулся, Мария Викентьевна меня тоже, как вы сейчас, тогда схватила за локоть.

– Надо же! – удивился Веснин.

– Тогда я загляделся на дворец Буонарроти, а на одной из лесенок выемка, видите? – Щусев показал на небольшую щербинку, из-за которой оступился.

– Да… Тут на каждом шагу можно шею свернуть, засмотревшись на архитектуру. Но, как вам известно, у меня другой конек. И, тем не менее, я признаю, что великие зодчие строили город.

Веснин стоял на ступень ниже Щусева, но в данный момент рост их равнялся.

– Глубокое знание строительного дела характеризует всех великих мастеров архитектуры, – сказал Алексей Викторович, ткнув пальцем сначала в себя, а потом в своего спутника, после чего оба рассмеялись.

Советская делегация на конгрессе устроила фотовыставку, привезя с собой сто двадцать снимков, тем самым сделав акцент на достижениях нашей архитектуры. Посетители выставки то и дело читали фамилию «Щусев» в описании той или иной фотографии – проекта последних лет.

– Крупномасштабный жилой дом на Смоленской набережной.

– Здание театра Мейерхольда.

– Театр в Новосибирске.

– Театр в Ташкенте.

– Гостиница Моссовета…

В конце сентября, когда в России начинаются косые затяжные дожди, в Италии лето еще и не думает передавать главенство осени, стоит чудная пора, которой грех не воспользоваться для зарисовок, этюдов, пейзажей. Алексей Викторович все время писал акварели. Продолжил это занятие и в Париже, Брюсселе, Вене и Праге, вспоминая свою первую поездку и рассуждая о прошлом и предстоящем.

Что он мог знать тогда, тридцать семь лет назад, о своем будущем? О будущем страны?.. Рассказать бы тогда ему, двадцатипятилетнему, не поверил бы ни за что. Кстати, и свои двадцать пять-то он здесь, в Италии, отметил вдвоем с Машей.

Благодаря осенней поездке 1935-го Щусев ознакомился с зарубежными методами удешевления, ускорения и улучшения качества строительства и по ее окончании выступил с докладом на Втором расширенном пленуме Оргкомитета Союза советских архитекторов.

Но то, что он споткнулся на Капитолийской лестнице, когда со смехом просил Веснина не сглазить, каким-то мистическим образом отозвалось в его судьбе. Везение, как подарки из мешка Деда Мороза, стало заканчиваться.

Глава восемнадцатая

Травля

В июне 1937 года в Москве на Первом съезде советских архитекторов Щусев читал основной доклад:

– В архитектуре непосредственными преемниками Рима являемся только мы, только в социалистическом обществе и при социалистической технике возможно строительство в еще больших масштабах и еще большего художественного совершенства.

Все шло хорошо, окончательно раздавили конструктивизм как зловредное, формалистическое и буржуазное направление в зодчестве, Повелитель камней торжествовал, он взошел на вершину горы, его считали главным архитектором СССР. Но в последний день съезда случилось совершенно неожиданное.

Началось с того, что он опоздал и, войдя в зал, не увидел ни одного свободного места. Его заметил сидящий в президиуме председатель Совнаркома Молотов, жестом указал на свободный стул рядом. Алексей Викторович воспользовался приглашением. Пожимая руку Молотову и усаживаясь, с доброй улыбкой произнес:

– Сидеть в президиуме рядом с человеком, являющимся де-юре руководителем государства, – большая честь.

И тотчас осекся, увидев, как рассердился Вячеслав Михайлович: «Вот я болван! Не зря меня батька болботуном звал!» И впрямь, кому понравится, когда ему подчеркивают, что он руководитель страны только номинально, а фактический вождь – другой?

Вскоре Молотов вышел на трибуну и принялся ворчать со свойственным ему заиканием:

– Все хорошо, если бы не одно «но». Как у нас поется: «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет», так? Что же мы видим в нашем архитектурном ведомстве? Кто у нас строит дворцы и прочие грандиозные сооружения? Те, кому за шестьдесят, не меньше. – И предсовнаркома нарочно повернул голову в сторону Щусева, коему в этом году исполнялось шестьдесят четыре. – А молодежи что достается? Бани. Магазины. Столовые общественного питания. В лучшем случае школы. Что нам на это скажет наш весьма уважаемый архитектор Мавзолея Ленина?

И тут бы Алексею Викторовичу повиниться, пообещать учесть столь важное замечание председателя правительства СССР, но вновь подтвердились отцовские слова о том, что сынуля не умеет держать язык за зубами:

– Что же нам, Вячеслав Михайлович, молодым поручить дворцы? А академики пусть бани строят?

Кто-то рассмеялся, но тотчас же в зале повисла тяжелая пауза. Молотов откашлялся и сурово закончил:

– Вам что же, не нравятся наши установки? Что ж… Кажется, вы несколько раз угрожали, что уедете из Страны Советов к чертовой матери? Когда протестовали против сноса Китайгородской стены. Когда Сухареву башню сносили. Если вам не нравятся наши установки, мы можем вам выписать визу за границу, господин Щусев! Как говорится, на постоянное жительство. – И он вернулся в президиум, сел рядом со Щусевым, нарочито отодвинул от него свой стул на несколько сантиметров.

Алексей Викторович не знал, как себя вести, что сказать. Вертелось: «Я, товарищ Молотов, с семнадцатого года не господин, а тоже товарищ». Или что-нибудь в этом роде. Но язык не поворачивался. Проклятый враг, ляпающий все что ни попадя и создающий опасные ситуации, прилип к зубам и не хотел шевелиться. И когда финальное заседание съезда завершилось, Молотов ушел, не подав руки Щусеву. Стало быть, они расстались врагами.

Еще с начала тридцатых при Моссовете возникли архитектурно-проектные мастерские. Из нескольких образовавшихся мастерских вторую, располагавшуюся по адресу Кузнецкий мост, дом № 3, возглавил Алексей Викторович, Мастер, как называли академика его подчиненные.

Мастерская размещалась на втором этаже, но позднее заняла и часть первого этажа. Она объединяла несколько бригад – творческих групп архитекторов, каждая из которых имела своего руководителя и непомерное количество работы.

Под началом Щусева народ собрался одаренный, изобретательный, потому и трудились все в удовольствие. Бригады работали дружно и слаженно, оставаясь допоздна в мастерской. А по завершении работы устраивали вечернее чаепитие. Буфетчица оставляла ключ от шкафа с посудой, посылались гонцы за снедью в магазин по соседству. На беседы всегда приглашали и Мастера. Царила теплая атмосфера, расслабляя всех и вся, в том числе и тугие узлы галстуков.

В непринужденной обстановке люди несколько меняются, становятся ближе и роднее, охотно делятся воспоминаниями и лучшими или, наоборот, худшими моментами жизни. Алексей Викторович тоже не раз откровенничал со своими подопечными, попивая крепкий чай. Больше ни к чему он не притрагивался, даже к сахару. Все знали, что у него