Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко

нет, но после XXV партсъезда у Кулакова всё чаще стали проявляться вождистские амбиции. Это заметили на Западе. Выходившая в Югославии газета «Борба» дала статью, в которой указывала на Кулакова как на возможного преемника дряхлеющего Брежнева (кстати, если бы Кулаков в середине 70‐х годов действительно заменил Брежнева, это был бы не худший для страны и партии вариант, а может, и лучший). После этого Кулакову мгновенно была устроена обструкция в верхах. Сначала его легонечко пропесочили на пленуме ЦК за нехватку в стране зерна. Часть партверхушки попыталась сформировать мнение, будто именно Кулаков окончательно добил сельское хозяйство. Хотя добивали это хозяйство совсем другие командиры, а он-то как раз всё делал, чтобы вытащить отрасль из трясины. А потом Кулакова вызвал к себе больной Брежнев и закатил ему истерику: мол, правда ли это, что тот метит на место генсека.

После приёма у Брежнева Кулаков, по официальной версии, уехал на дачу, поссорился с семьёй, выпил, а потом у него случился паралич сердца. По неофициальной версии, Кулакову кто-то все же помог уйти на небеса.

Кстати, на похороны Кулакова не явились ни Брежнев, ни Суслов, ни многие другие кремлёвские старцы. От Политбюро присутствовал один лишь Кириленко, чей политический вес к тому времени стал стремительно снижаться. Но на похоронах засветился прилетевший из Ставрополя Горбачёв. Случайно ли?

Не будем сейчас выстраивать конспирологические версии. Тут очевидно другое. Внезапная смерть Кулакова означала переход подковёрной в Кремле борьбы за высшую власть на новую стадию. Страна и партия лишились одного из главных конкурентов на место дряхлеющего генсека.

А что Суслов? Помогать усаживать кого попало в кресло генсека он не желал. Достойного преемника, как и достойных людей, которые были бы в состоянии привести в Кремль нового полезного обществу лидера, ещё только предстояло выбрать и подготовить. Суслов, видимо, рассчитывал, что ему удастся присмотреть потенциального лидера в новом поколении, чтобы сделать на него ставку. Ему казалось, что на этом поле он сможет переиграть и новый триумвират, и того же Черненко. Но чтобы его самого раньше времени кто-то не вышиб из седла, Суслов продолжил действовать с большой оглядкой и чрезвычайной осторожностью. Возможно, в этом и заключался один из его просчётов.

Тактика, которая годилась после смерти Сталина, во многом исчерпала себя в эпоху позднего Брежнева. Надо было, видимо, переходить к решительному натиску. Но Суслов боялся повторить участь Кулакова, смелости ему не хватило. Этим воспользовались новые группировки в Политбюро, которые исподволь стали отодвигать его в сторону и не подпускать к принятию ключевых решений. Хотя формально Суслов продолжал считаться вторым в партии человеком.

Глава 20

Самый читающий член Политбюро

Брежневское Политбюро было последним в истории высшим органом, в котором все без исключения много читали, хорошо знали русскую классику и внимательно следили за текущим литературным процессом. Подчеркну: читала вся верхушка, а не только главные идеологи и пропагандисты. Литературой интересовались и Брежнев, и Косыгин, и Кириленко, и много кто ещё. Ну а Суслову быть в курсе всего, происходившего в писательском сообществе, как говорится, сам бог велел.

Однако в историографии сложилось устойчивое мнение, будто Суслов много лет только закручивал в культуре гайки и не допускал никакого свободомыслия. Ему до сих пор припоминают контроль над делом Синявского и Даниэля, участие в травле «Нового мира» времён Твардовского, преследования Войновича, Максимова и других диссидентов…

Нет спора: Суслов ангелом никогда не был. Он отстаивал в искусстве идеологическую чистку, боролся с крамолой, кого-то зажимал и даже запрещал. Но и всех собак вешать на него не стоит. Суслов умел быть гибким, учитывать интересы всех элитных групп и чувствовать эпоху. А уж для писательского сообщества он сделал очень и очень много.

Вот факты. Осенью 1965 года руководство Союза писателей СССР, готовясь к четвёртому писательскому съезду, сообщило в Кремль, что одна из ведущих в стране творческих организаций и практически все редакции «толстых» журналов не имели нормальных условий для работы, сидели друг у друга чуть ли не на головах, и, кроме того, большинство литераторов годами не могли добиться жилья, а за свои публикации в периодике получали крохи. Суслов, до этого решивший вопрос о восстановлении дневного отделения в Литературном институте, распорядился создать комиссию, которая бы изучила положение дел в писательском сообществе. Возглавил эту комиссию по его указанию новый первый заместитель председателя советского правительства Мазуров. Под давлением Суслова комиссия подготовила ряд предложений. Первое. Она дала команду взять все литературные издания союзных республик на местные бюджеты. Второе. Она закрепила за издательством «Советский писатель» построенную в Туле типографию. Третье. Было рекомендовано изменить порядок начисления и выплаты пенсий неработающим в советских учреждениях писателям. И четвёртое: правительство перестало возражать против строительства в центре Москвы комплекса зданий Союза писателей площадью 16 тысяч квадратных метров, а также больницы и нового жилого дома для писателей. 8 февраля 1966 года всё это было по инициативе Суслова закреплено в постановлении Секретариата ЦК. Другое дело, что позже руководство Моссовета и правительственные финансисты убедили Косыгина и Мазурова исполнение части поручений перенести на неопределённое время, из-за чего писатели так и не получили современного комплекса административных зданий и собственной больницы.

Другой факт. В середине 60‐х годов Суслов взял под свой контроль вопрос о создании на Лубянском проезде музея Маяковского.

Третья история связана с реформированием «Литературной газеты». Многие до сих пор убеждены, что проект превращения писательской газеты в «толстый» общественно-политический еженедельник – дело рук Александра Чаковского. Это и так, и не совсем так. Конкретный план действительно был составлен Чаковским, которого, к слову, ещё с конца 40‐х годов везде и всюду продвигал прежде всего Суслов. Но кто вбросил идеи и кто соответствующим образом подготовил к принятию этого проекта Кремль? Разве не Суслов?

Суслов хорошо усвоил уроки одного из своих предшественников – Андрея Жданова, который ещё в 1947 году разрабатывал по поручению Сталина план превращения ведомственной газеты Союза писателей в трибуну для дискуссий по проблемам развития общества. Он понял, что время изменилось. Запад для продвижения своих идей придумал новые формы печати и создал сеть газет большого объёма широкого культурно-политического профиля. И почему что-то из опыта англичан или французов и нам бы не позаимствовать?

В 1965 году Суслов своими мыслями на этот счёт поделился с Александром Чаковским. Почему он выделил именно этого писателя? Только потому, что тот уже третий год редактировал «Литературную газету» (а все перемены затевались как раз на базе «Литературки»)? А что – не подходил прозаик Даниил Краминов, создавший, по сути, с нуля пропагандистский еженедельник «За рубежом»? Или не годился бывший дипломат Савва Дангулов? К тому же Чаковский по