Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

Ознакомительный фрагментрисунках «хороших мастеров», которым ученики могут подражать, в мастерской Верроккьо недостатка нет: как правило, они собраны в папки и альбомы. Встречаются среди них и фрагменты настоящих картонов с пробитыми по контурам мелкими отверстиями для переноса изображения при помощи угольной пыли на какую-нибудь фреску, выполненных некогда мастером, а после оставленных в качестве учебных пособий для его учеников. На одном из таких картонов, с изображением очаровательной головки юной женщины, уже протертом от следов угля, даже видна работа юного Леонардо, вполне узнаваемая по типичной для левши зеркальной штриховке[61].

Хорошенько усвоив понятия перспективы, формы, пропорций предметов и человеческих тел, ученик может наконец выйти из мастерской и побродить по городу, запечатлевая проявления жизни такими, какими они перед ним предстанут, делая серебряным карандашом, шунгитом, сангиной или углем наброски в «книжечке», то есть записной книжке карманного формата, сшитой из листов предварительно окрашенной или загрунтованной бумаги, которую следует бережно хранить как драгоценный источник композиций, поз и движений. К несчастью, ни одна из «книжечек» первого флорентийского периода Леонардо не сохранилась, но кое-какие его более поздние листы представят нам, уже в переработанном виде, чистовые рисунки, сделанные с натуры в утраченных «книжечках»: лица, руки, ступни и даже детали зубчатых передач или машин, которые покажутся ему не столь уж непохожими на человеческие тела.

Лица завораживают его изменчивостью мимики и физическими особенностями, особенно у стариков, чьи головы кажутся вылепленными и вырубленными самим временем. Древняя наука, физиогномика, учит, что между внутренним и внешним, душой и маской, ее прикрывающей, существует неразрывная связь. Леонардо с удовольствием изображает головы угрюмых стариков, нежных юношей, смеющихся женщин и детей, то и дело превращая их в гротескные карикатуры или в свирепых животных, львов и драконов, сражающихся друг с другом.

Что же, не считая рисунков, стало первым художественным произведением Леонардо в мастерской Верроккьо? Вазари утверждает, что юный ученик «обладал умом божественным и дивным, он проявил себя не только в скульптуре, еще смолоду вылепив из глины несколько голов смеющихся женщин, с которых, пользуясь искусством формования, до сих пор еще делают гипсовые слепки, равно как и детские головы, казавшиеся вышедшими из рук мастера, но также, будучи отличнейшим геометром, и в области архитектуры, нарисовав множество планов и других видов разных построек».

И хотя сегодня окончательного согласия относительно их авторства нет, кое-какие произведения из терракоты с большой вероятностью близки стилю и языку молодого Леонардо: «Юный Христос» из римского собрания Галландта; летящий ангел в Лувре, очень похожий на ангелов с надгробия Фортегуэрри; Богоматерь, что с улыбкой глядит на смеющегося младенца, и святой Иероним, задумчиво сидящий над книгой (оба ныне в лондонском музее Виктории и Альберта).

С другой стороны, происхождение значительной части его ранних графических работ от рельефов и пластических моделей, как того и требовала методика преподавания рисунка в мастерской, подтверждено целиком и полностью. К примеру, когда Верроккьо изваял несколько профильных барельефных портретов великих вождей Античности – Сципиона, Ганнибала, Александра Великого, Дария – в богато украшенных доспехах и шлемах, Леонардо позаимствовал одного из них для рисунка, ставшего символом героической, суровой мужской красоты[62].

Затем, по примеру мастера, Леонардо вылепил несколько небольших терракотовых скульптур: «глиняных моделей фигур, – как писал Вазари, – одевая их в мягкие, пропитанные глиной тряпки, а затем терпеливо принимался их срисовывать на тончайших, уже сносившихся реймских и льняных тканях, выполняя на них кончиком кисти в черном и белом цвете чудесные рисунки».

Именно таковы его первые сохранившиеся шедевры: чудесные рисунки драпировок, выполненные по мягкому льняному полотну, окрашенному тонами зеленого, синего, бежевого или коричневого, и подретушированные мазками белил, самым кончиком кисти, для придания им большей эффектности в плане светотени и рельефа[63].

Изучение драпировки – обычное упражнение в мастерской Верроккьо, соревнование, где каждый пробует свои силы, пригодится при создании драпировок скульптурных произведений вроде «Неверия святого Фомы». Однако юный ученик очевидно заходит куда дальше. От этих возникающих из тьмы хрупких безголовых фигур, едва прикрытых рубищем призраков, словно бы в единый миг оставленных жизнью, буквально веет тревогой.

11

Медуза

Флоренция, 1470–1472 годы

15 августа 1470 года Верроккьо опять приходит к своему другу-нотариусу, серу Пьеро, чтобы тот составил договор аренды старого дома-мастерской по виа дель Аньоло[64].

Начинается грандиозный переезд. Все рабочие и учебные материалы, пластические модели, инструменты, машины и печи перевозятся на новое место – виа дель Ориоло в приходе Сан-Микеле Висдомини, сразу за Дуомо: именно там жили некогда Донато Нати с женой Джиневрой и рабыней Катериной, матерью Леонардо. Дом, принадлежавший дьякону Гульельмо ди Якопо Бишери, меньше предыдущего, но более престижен, поскольку его уже снимали Донателло и Микелоццо. В документах он определен как «мастерская с несколькими обиталищами».

Как раз в одно из таких «обиталищ» и перебирается Леонардо. Ему восемнадцать, он – молодой подмастерье и отчаянно нуждается в творческой свободе. Вот бы начать работать самостоятельно, открыть собственную мастерскую! Но для этого придется вступать в гильдию художников, Братство святого Луки, а туда его не примут, поскольку он так до сих пор ничего и не создал.

Леонардо впервые переживает парадоксальное состояние, которое станет его спутником на протяжении всей жизни. С одной стороны, ему хотелось бы снова стать тем мальчишкой, что в одиночестве, тишине и спокойствии размышлял о загадках природы: «Если ты будешь один, ты весь будешь принадлежать себе»[65], – напишет он позже. С другой стороны, он понимает, что работать творчески, рисовать, лучше в обществе, ведь только тогда запускается действенный механизм конкуренции и взаимного совершенствования[66]. Если же корпеть в одиночестве, прослывешь блаженным, чудаком, а то и безумцем. И таких художников во Флоренции уже пруд пруди.

Новая мастерская, расположенная совсем недалеко от Дуомо, позволяет ученикам и подмастерьям знакомиться с машинами и технологиями, некогда разработанными Брунеллески и Донателло, а следовательно, и с реалиями механического и инженерного искусства. В этих областях практические навыки, техническая и конструктивная мудрость передается из поколения в поколение, восходя еще к проектировщикам позднего Средневековья. И мудрость эта, в отличие от мудрости гуманистов, получена не из книг, не от auctores[67], а через опыт, культуру видения и действия.

Впрочем, кое-какие книги распространяются и в этой среде. После смерти Верроккьо в Венеции в 1488 году во флорентийской мастерской, согласно описи, составленной в 1490 году его братом Мазо, книг было обнаружено пять, все религиозно-литературного содержания. И все явно представляли интерес для юного Леонардо: Библия в переводе на народный язык, «Сотня новелл» – вероятно, «Декамерон» Боккаччо или «Триста новелл» Саккетти, «Триумфы» Петрарки, «Письма с Понта» Овидия, а