Великая Отечественная война: выступления, беседы, комментарий - Иосиф Виссарионович Сталин
Постановление Государственного Комитета Обороны от 15 октября 1941 года «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Согласно ему Москву должны были покинуть правительство, управление Генштаба, посольства, наркоматы, военные академии. Крупные заводы, электростанции, мосты и метро следовало заминировать.
Начальник охраны Большого театра А.Т. Рыбин вспоминал: «Вечером 15 октября Берия с Щербаковым[14] собрали в НКВД первых секретарей райкомов. Перетрусивший Берия лживо заявил: “Немецкие танки уже в Одинцове. Связь с фронтом прервана. По решению ГКО необходимо заминировать все крупные заводы и важные объекты. Оставьте по пятьсот человек от района для защиты Москвы. Детей и стариков ночью эвакуируйте. Раздайте все продукты населению, чтобы не досталось врагу”. Наш театр и ближнюю дачу[15] немедленно заминировали. В городе возникли беспорядки, подогретые слухами, будто Сталин уехал на Калининский фронт или куда-то еще подальше… Где же он был в ту роковую ночь? Шофер Митрюхин помнит, что из Кремля Сталин хотел ехать на ближнюю дачу. Румянцев начал его отговаривать под предлогом, будто там уже сняты шторы, отвернуты краны, выключено отопление и тому подобное. Но Сталин все равно приказал ехать. Ворота были уже на запоре. Орлов с той стороны доложил обстановку. С досадой крякнув, Сталин сказал: “Сейчас же все разминируйте”. Пришлось Орлову отпирать ворота и топить печку в маленьком домике, где тоже имелась кремлевская “вертушка”. Пока Сталин разговаривал с командующими, прибывшие саперы разминировали основной дом».
Утром 16 октября, проезжая по Можайскому шоссе, Сталин увидел, как люди тащили на себе мешки с мукой, вязанки колбасы, ящики макарон. Удивленный, он велел остановиться. Вокруг быстро собралась толпа. Говорили, что продуктами выдали зарплату или, что взяли их в счет зарплаты самовольно, так как все начальство уже сбежало из столицы.
Эвакуация заводов из Москвы на восток. 1941 г.
– Когда же, товарищ Сталин, остановим врага? – спрашивали столпившиеся обыватели.
– Придет время – погоним, – ответил Сталин и, никого не упрекнув в растаскивании государственного добра, приказал везти себя в Кремль.
Он немедленно созвал совещание.
– Кто допустил в городе беспорядки? – переводя взгляд с одного на другого соратника, спросил Хозяин.
Все молчали. Берия даже закрыл глаза. Сталин предложил партийному руководителю Москвы Щербакову выступить по радио, чтобы вселить в людей уверенность в победе над врагом. Потребовал восстановить в городе нормальную жизнь, ввести в строй остановленные предприятия, открыть магазины, организовав в них торговлю, наладить работу трамвая и метро, лечебных заведений, призвать людей к спокойствию…
Поздно вечером повалил густой снег. Можайское шоссе за городом оказалось запруженным отступающими красноармейцами и спасавшимися от фашистов беженцами. Понурые старики и женщины с детьми, ведя за собой коров и коз, брели от стремительно приближавшегося фронта в тыл. Не торопя шофера, Сталин удрученно смотрел через стекла автомобиля на эту жутковатую эвакуацию…
Уже с 19 октября Москва жила более или менее нормальной жизнью. Город охранялся войсками, на улицах появились патрули. Поддержка со стороны населения была оказана не только в дисциплинированном поведении, но и в практической помощи по вылавливанию нарушителей общественного порядка.
Заседание Московского Совета депутатов трудящихся на станции метро «Маяковская». 6 ноября 1941 г.
Председатель исполкома Моссовета В.П. Пронин вспоминал о 19 октября: «Идем вместе с А.С. Щербаковым по темному и пустынному Кремлю. Нас пригласили на заседание Государственного Комитета Обороны… Слышу громкий, с акцентом голос Берии: “Оставлять следует Москву, иначе передушат нас здесь, как курят”. Молотов молчит. Пришли на заседание. Сталин ходит хмурый, спрашивает: “Что будем делать с Москвой?” Все молчат. Тогда он говорит: “Я думаю, Москву сдавать нельзя”. Первым подает голос Берия: “Конечно, товарищ Сталин. О чем разговор?” Остальные тоже соглашаются. Сталин, обращаясь к Маленкову: “Пиши постановление о введении в Москве осадного положения”. Затем, через несколько минут, спрашивает: “Написал? Читай!” Маленков зачитывает свой текст. Сталин раздраженно бросает: “Мальчишка, тебе только волостным писарем работать”. И к Щербакову: “Пиши, что я буду говорить”. Так появилось знаменитое постановление о введении с 20 октября в Москве и прилегающих районах осадного положения».
Дочь Сталина Светлана Аллилуева вспоминала: «В Москву я приехала 28 октября – в тот самый день, когда бомбы попали в Большой театр, в университет на Моховой и в здание ЦК на Старой площади. Отец был в убежище, в Кремле, и я спустилась туда. Такие же комнаты, отделанные деревянными панелями, тот же большой стол с приборами, как и у него в Кунцево, точно такая же мебель. Коменданты гордились тем, как они здорово копировали Ближнюю дачу, считая, что угождают этим отцу. Пришли те же лица, что и всегда, только все теперь в военной форме. Все были возбуждены – только что сообщили, что разведчик, пролетев над Москвой, всюду набросал небольших бомб».
Командующий Западным фронтом[16] генерал армии Г.К. Жуков, отвечающий за оборону столицы, 1 ноября 1941 года был вызван в Ставку Верховного главнокомандующего.
– Мы хотим провести в Москве, кроме торжественного заседания по случаю годовщины Октября, и парад войск. Как вы думаете, обстановка на фронте позволит нам провести эти торжества? – спросил Сталин.
– В ближайшие дни враг не начнет большого наступления, – отвечал генерал. – Он понес в предыдущих сражениях серьезные потери и вынужден пополнять и перегруппировывать войска. Против авиации, которая наверняка будет действовать, необходимо усилить ПВО и подтянуть к Москве истребительную авиацию с соседних фронтов…
В Московскую область 3 ноября пришла ранняя зима, ударили первые морозы: до 7–10 градусов.
Для москвичей 6 ноября был обычным рабочим днем. Здания, в отличие от предыдущих лет, накануне 24-й годовщины Октябрьской революции не украшали кумачом и портретами Ленина и Сталина. По пустынным улицам изредка проезжали военные машины, проходили патрули, в морозном небе раскачивались аэростаты.
Парад на Красной площади. 7 ноября 1941 г.
С утра вход на станцию метро «Маяковская» строго охранялся сотрудниками НКВД, пропускали людей только по специальным пропускам. Спускаясь вниз по эскалатору, они попадали в светлый просторный зал, откуда производилась обычно посадка в вагоны метрополитена. Но сейчас на мраморном полу, устланному коврами, рядами расставили стулья. Стены украсили плакатами и праздничными транспарантами. В торце зала была построена импровизированная сцена, увешанная бархатом и украшенная цветами, на которой стоял длинный стол президиума, накрытый красным сукном, находились бюст Ленина и трибуна.
Некоторые из приглашенных гостей пришли задолго до начала заседания. Секретарь парткома комбината «Трехгорная мануфактура» В.А. Колосова вспоминала: «Был хороший буфет, как в каком-нибудь ресторане, вагончики метро были превращены в такие уютные помещения.
