Батарейцы - Николай Петрович Варягов

В батареях, взводах, расчетах, отделениях люди задавали подобные вопросы. И все пожимали плечами. Возможно, и дальше так продолжалось бы, не обернись командир батареи к красноармейцу Суслову, перезаряжавшему противотанковое ружье:

— Ты, что ли?

— Не знаю, — смущенно ответил водитель бронетранспортера.

— Стрелял?

— А как же, ударил с упреждением. Как учили.

Начали уточнять по батареям, кто еще вел огонь. В конце концов выяснили, что это работа Суслова.

На следующий день водитель бронетранспортера красноармеец Петросян повторил успех Суслова. Радости не было предела. Суслов и Петросян были награждены орденом Отечественной войны II степени.

Постепенно фронт стабилизировался. Появилась возможность почитать газеты, послушать радио. Все тогда жили под впечатлением только что закончившейся Сталинградской битвы. Разогромлено свыше тридцати дивизий врага, капитулировала целая фашистская армия вместе с командующем — фельдмаршалом Паулюсом! Такого поражения гитлеровская Германия еще не знала.

— Получили фашисты по заслугам, — сказал Чигрин. — Еще не то будет!..

— Определенно будет. Наполеон тоже мечтал покорить Россию, — в ответ произнес Васнецов, — но так получил, что до самого Парижа бежал.

— О чем разговор, товарищу? — подошел заместитель командира полка по политической части майор Синельников.

— Да вот Васнецов Наполеона вспомнил, — заметил кто-то.

— Радуемся успеху под Сталинградом, — весело посмотрел на замполита Чигрин. — Правда, товарищ майор, что по случаю нашей победы под Сталинградом в Германии был объявлен траур, а Гитлер, сказывают, чуть в ящик не сыграл?

— Насчет ящика не знаю, в фашистской ставке быть не довелось. Относительно траура — верно. Вместо бравурных маршей по всей Германии иная музыка неслась из репродукторов. Что ж, давно известно: кто посеет ветер, тот пожнет бурю! Нам с вами назначено вершить расплату с врагом. Бить и гнать фашистскую нечисть с родной земли, как говорили наши предки, не щадя живота своего. — Сергей Осипович окинул всех взглядом, его смугловатое лицо осветилось радостью. И уже совсем мягко, задумчиво добавил: — Поняли, хлопцы, какая нам миссия предстоит? Трудная, тяжелая, но почетная.

Конечно, все понимали, что до окончательного разгрома врага далеко. Фашистская армия еще сильна, и предстоят трудные бои.

Шел на убыль февраль. Появились первые вестники весны — грачи. Все чаще стало выглядывать солнце. Птицы важно прохаживались по талым взгоркам. В свободное время бойцы собирались группами и, любуясь обновляющейся природой, вели неторопливые разговоры — о доме, семье, о прошлой жизни. Это и понятно. Люди истосковались по любимому, мирному труду, от которого оторвала их война. Делились друг с другом радостями и горестями, читали письма из родных мест…

23 февраля в полку огласили приказ Верховного Главнокомандующего, в котором подводились итоги за двадцать месяцев борьбы советского народа против немецко-фашистских захватчиков. В приказе ставилась задача полного изгнания врага с территории нашей Родины.

Чуть позже награждали орденами отличившихся в боях солдат и офицеров части. День выдался теплый, солнечный. Противник не беспокоил. Замолкли даже кочующее орудия и пулеметы. Награжденные собрались близ штабной землянки — веселые, радостные, чисто выбритые, в начищенных до блеска сапогах. Многие при орденах и медалях.

— Любо-дорого посмотреть сегодня на вас, товарищу, — шагнул на середину строя член Военного совета 44-й армии генерал-майор Уранов. — Выглядите прекрасно. Воюете тоже на славу. Направляя меня сюда, командующей просил передать вам благодарность.

В ответ прозвучало дружное «Ура!». Член Военного совета обернулся к заместителю командира полка майору Синельникову:

— Читайте, Сергей Осипович.

Майор Синельников начал перечислять фамилии награжденных. Генерал-майор вручил ордена Красного Знамени секретарю партбюро полка капитану Галкину, командирам батарей старшим лейтенантам Сыроежкину, Лысенко, командиру взвода младшему лейтенанту Абрамову, сержантам Чистотину, Лукошкину, красноармейцу Гуськову… Дойдя до своей фамилии, Синельников остановился.

— Сергей Осипович! — громко сказал генерал-майор. — Сердечно поздравляю вас как политработника и смелого воина.

Член Военного совета армии обнял майора Синельникова и под аплодисменты присутствующих расцеловал.

Политработник Сергей Осипович Синельников в полной мере обладал и командирскими качествами: прекрасно знал технику, в бою был решителен, инициативен. После ухода полковника Воеводского на повышение возглавил полк. Его уважали за смелость, требовательность, справедливость. Солдаты и офицеры искренне радовались тому, что он удостоился столь высокой награды.

В конце марта трава прикрыла раны земли. Лишь разбитая техника да воронки от бомб и снарядов, артиллерийские дуэли, ружейно-пулеметные перестрелки, бои за улучшение позиций напоминали о фронтовой обстановке. Появлялись первые, робкие листочки в рощах, щебетали птицы. Пернатые певцы настроили на лирический лад батарейцев. Ребята стали следить за своей внешностью. Бойцы постарше усердно брились, до блеска чистили сапоги. Кое-кто из молодежи отрастил для солидности усы, обзавелся щегольскими бакенбардами.

Полковые девчата вносили тепло в суровый фронтовой быт.

Девушки-санинструкторы Аня Ладченко, Антонина Масленникова, Люба Голубева, Мария Кузьменко прямо-таки расцвели.

Девчата держали себя с парнями строго, хотя, безусловно, у каждой был тот единственный, о ком мечталось и грезилось.

Среди парней многие вздыхали по Тоне Масленниковой. Едва она появилась в полку, сердцеед лейтенант Вася Дикарев разволновался:

— Откуда такая птаха? Бывает же на свете подобная красота! Прямо Венера Милосская! В такую грех не влюбиться.

— А ты попробуй, — толкнул его в бок старший лейтенант Чернышев. — Может, и сумеешь. Или кишка тонка, Вася?

— Отчего не попробовать. Попробую, Миша! У меня не сорвется.

— Посмотрим, поглядим, Василек!

Тоня — среднего роста, с большими голубыми глазами и точеным, словно из слоновой кости, правильным носиком. Военная форма на ней сидела так, что это невольно вызывало у окружающих восхищение. Чуть ли не все молодые офицеры полка поклонялись ей, но она не отличала никого, относилась ко всем ровно. Усилия Васи Дикарева ни к чему не привели. Некоторое время он обходил Чернышева стороной, на вопросы отвечал невпопад, а однажды развел руками:

— Не по зубам орешек — пас, братцы. И на старуху, говорят, бывает она самая… проруха!

Красота Антонины взволновала и Васнецова. До армии он не дружил с девчатами. При встрече с Тоней начал теряться, краснеть. Девушка вскоре поняла причины его робости, дружески шутила с ним.

В Тоне сочеталась природная красота с храбростью. В трудные минуты боев она появлялась на огневых позициях. Перевязывала раненых, выносила их из-под огня. Васнецов тогда еще не знал, что скоро, под Большой Лепетихой, Тоня будет тащить на плащ-палатке под разрывами мин и его.

— Коля, терпи, милый, терпи, родной. Еще чуть-чуть, еще немного, — будет просить она.

Рядом плеснет взрыв, за ним второй, третий…

— Оставь меня, Тоня, уходи. Накроют… — скажет он Масленниковой.

— Да ты что! Не в моем характере, — возмутится Тоня.

По возвращении из госпиталя он узнает: Тоня стала женой командира полка Григория Митрофановича Данильченко, сменившего в этой должности майора Ивановского.

— Не надо, Коля, — говорила ему. — Не поддавайся чувствам,