Калиакрия (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

Тогда кредиторы атаковали Мещерского. Тот, как мог, отбивался. Банкиры требовали арестовать суда Качиони, и продать их на аукционе. Французский, венецианский, неаполитанский и рагузский консулы наперебой требовали от князя выплаты денег по всем просроченным долговым распискам. Денег у Мещерского было немного, только на починку судов и отправку их в Сиракузу. Но все до копейки пришлось отдать кредиторам.

Инструкциями, данными Мещерскому, предписывалось корсаров Ламбро Качиони, которые «за неимением там еще морского начальства причиняют иногда разные своевольства», и «дабы от них вместо грабежа ими производимого, лучшую заимствовать пользу», включить в организуемую легкую флотилию на общих основаниях. Но инструкция инструкцией, а попробуй на деле отвези из Триеста в Сиракузы корсаров, ежели они того не желают! Поэтому умный Мещерский не стал корсарскую вольницу раздражать заранее неисполнимыми приказами. И правильно, себе бы дороже вышло! Заметим, что ни братья Мордвиновы, ни Качиони, ни банкир Каваллара, не были заинтересованы, чтобы флотилия Качиони попала под начало Заборовского и Гиббса. Это означало крах всего их предприятия, в которое уже было вложено столько денег и сил. В лучшем случае им могли вернуть только затраченные суммы, ни о какой прибыли речи же ни шло. Так что вызвал младший Мордвинов в Венецию Качиони совсем не зря. О чем беседовали дипломат и корсар нам неизвестно, но скорее всего, обговаривали, как им обмануть Заборовского и Гиббса.

Когда Качиони вернулся, то они вместе с Мещерским осмотрели суда на предмет составления дефектной ведомости на ремонт. Глянув, в какие суммы выльется ремонт, князь пришел в ужас.

– Ни у меня, ни у Заборовского таких астрономических сумм нет! – причитал он. – Что же делать?

Качиони дипломатично промолчал.

А на следующий день начался бунт корсаров.

– Мы проливали свою кровь, зарабатывали кому-то барыши. А теперь тут пухнем с голоду! Ламбро, где наши деньги! – кричали они, собравшись у дома Качиони.

Тот немедленно появился на крыльце в своей неизменной феске. Предводитель поднял руку, и крики стихли.

– Братья! – начал он свою речь. – Не вместе ли мы проливали свою кровь?

– Вместе, Ламбро! – отвечали те.

– Не по-братски ли мы делили добычу?

– По-братски, Ламбро!

– Теперь я ничего не могу вам дать, так как нас передали в казенный флот и все деньги у русского князя, что живет у парка Мирамари!

Толпа кинулась туда. Шедшие последними капитаны, помахали Качиони рукой, а верный Мирасаки сказал:

– Мы все сделаем, как ты велел Ламбро и русскому князю придется попотеть!

– Давайте, давайте, ему это будет только на пользу! – зевнул Качиони и пошел досыпать прерванный «адмиральский час».

Но и Мещерский оказался не лыком шит. Когда корсарская вольница устроила спектакль у его дома, он сразу понял откуда дует ветер, а поняв, стал действовать.

Из докладного письма князя Мещерского от 24 января 1789 года: «Майор Ламбро Качиони неоднократно покушался как сам, так и через знакомцев своих уговаривать меня, и просить, чтобы не посылать его в Сиракузы, а отправить прямо в крейсерство, но как я всегда отвечал, что сего сделать невозможно, и чем более настоял я, в сем ответе, тем менее примечал попечения в нем о скорейшем исправлении судов…. Наконец, когда все было окончено и все суда уже вышли на рейд, ожидая первого способного ветра, чтобы сняться с якоря, майор пришел к консулу нашему, сказал, что он знает, что ему все изменят, и что я сказал, что от него отымут его флотилию, почему он мне не повинуется и в Сиракузы не едет, и кричал таким голосом, что привел консула в великое замешательство… Призвав тотчас майора к себе, старался вывести его из сего заблуждения…, но Ламбро Качиони вместо повиновения должного и признания своего проступка, сказал, мне, что он меня не слушает и не повинуется и в Сиракузы не едет, что отказывается от флотилии, отказывается от команды и от всего… На другой день… Ламбро Качиони пришел к консулу нашему, бросил ему на стол бумагу, и нехотя выслушать от него ни слова, вышел от него вон. Бумага сия содержала в себе на меня протест и наполнена дерзкими выражениями жалоб, в заключение оной объявляет, что находится в военном порте, и что уже предал себя покровительству императора. Потом пришел прямо к губернатору, которому представил письменное о сем объявление, и просил принять его в службу и покровительство императора. Губернатор отказал ему принять сие прошение и купно с командующим генералом старался обратить его к должности, уговаривая и советуя дружески, но он не только не хотел внимать благоразумным их советам., сказал им, что он не русский, а грек, и потому ничем российской императрице не обязан и никакому российскому начальнику не повинуется, а притом, ежели захочут употребить над ним какое насилие, то он имеет много людей на своей стороне. После чего собрал к себе, сколько мог капитанов сих судов и матросов, внушая им, чтоб они моим приказаниям никак не повиновались и на суда свои отсюда бы не ходили и знали бы только его одного. Потом, вышел на площадь города, кричал во весь голос, что я хочу отнять его флотилию, что хочу его и людей всех его погубить, что мне прислано от двора пятьдесят тысяч червонных для награждения им, но я оные похитил, присвоив себе, и не дал им ничего, и таковыми разными средствами подвигал их к бунту.

Узнав о сем, я пошел немедленно к губернатору и просил, чтоб повелело было его арестовать… Видя, что не мог словесно убедить губернатора и командующего генерала арестовать его, подал о том письменно ноту, на которое последовало решение удовлетворить мое требование и его арестовать. Созвав потом, к себе всех капитанов, требовал от них отзыва, кто повинуется идти в Сиракузы, но как они уже были от него предупреждены внушением, что кто из них будет повиноваться моим повелениям, тот не получит ничего за все время их службы и должной им из призов части. Почти все отказали, исключая, тех, которые я вчерашнего дня под командою Петра Алесизополя отправил в Сиракузы.

…В требовании кредиторов я подозреваю общее с ним согласие. Он и поныне продолжает, будучи под арестом свои деяния, подает на меня протесты и поощряет своих людей требовать освобождения его…»

Итак, время шло, а Ламбро Качиони сидел под арестом. Друг Качиони Николай Жоржио собрал пару сотен корсаров, чтобы освободить его силой, но Ламбро воспротивился:

– Не хватало нам еще драк со своими! Все образуется.

Капитаны качионовские без своего предводителя тоже наотрез отказывались следовать