Становление писательницы. Мифы и факты викторианского книжного рынка - Линда Петерсон

Ознакомительный фрагментписатель был просто исследователем, ученым человеком – так Вальтер Скотт назвал лорда Минто: «…писатель, поэт и уроженец Тевиотдейла»[9]. Тогда для Скотта обозначение man of letters отличалось от «профессионального автора». Сам Скотт в действительности решил зарабатывать юридической практикой и колко отметил, что литература должна быть посохом, а не костылем[10]. Только к концу XIX века, во многом благодаря запущенной в 1878 году серии Джона Морли English Men of Letters[a], выражение man of letters стало практически синонимом понятия профессионального автора (того, что мы теперь называем интеллектуалом) и широко использовалось в качестве почетного обозначения писателя, достигшего определенных литературных и финансовых высот. Даже Морли в своих «Воспоминаниях» (1917) задавался вопросом, не лучше ли заниматься литературой «через пару часов после напряженного дня», чем отдавать писательству все время[11].

Профессиональные писательницы появились как группа в XIX веке – одновременно со своими коллегами-мужчинами. Норма Кларк в книге «Взлет и падение писательницы» утверждала, что писательница – это феномен XVIII века, ставший возможным благодаря стабильному положению патрицианской культуры и формированию элитных сообществ наподобие «Синих чулок», но на самом деле такое прочтение уравнивает профессиональных писательниц со старым значением фразы woman of letters как вежливого обозначения общей начитанности и учености[a]. «Падение» в названии книги Кларк отражает мнение автора о том, что в XIX веке с появлением «новых учебных заведений, значительным ростом коммерческой печати, а также читающей и покупающей публики, которая ее поддерживала» более ранняя элитарная литературная культура пришла в упадок и статус женщин-авторов упал вместе с ней[12]. Моя книга оспаривает идею исторического «взлета и падения». Я считаю, что именно «значительный рост коммерческой печати» сделал возможным появление современных профессиональных писательниц, и прослеживаю непрекращающееся, хоть и не всегда гладкое, развитие женского профессионализма в литературе в XIX веке. Я исследую статус профессии литератора не только с точки зрения женщин как группы, но и как постоянную проблему, с которой сталкивались все литераторы викторианской эпохи вне зависимости от пола, и писательницы справлялись с ней индивидуально – иногда успешно, иногда нет. Освещая разные пути литературных карьер, я расширяю исследование Бетти А. Шелленберг «Профессионализация писательниц в Британии XVIII века», в котором показано, что женщины выстраивали свою авторскую идентичность сознательно и разнообразно: от Сары Скотт, настойчиво отказывавшейся признавать литературную карьеру, до модели авторства republic of letters Сары Филдинг и абсолютно профессионального подхода Шарлотты Леннокс – «более прозорливого относительно будущего авторства»[13]. Это «будущее авторства» – расцвет литературного профессионализма – наступило в XIX веке, когда печатная культура стремительно развивалась, а писательницы открывали новые жанры: эссе, литературный обзор, периодическая колонка, биографический портрет и исторический очерк, травелог и серии рассказов[b]. Женщины-литераторы больше не ограничивались художественной литературой и драмой, они стали больше, чем авторами (и субъектами) «ничьей истории» (nobody’s story), как назвала Кэтрин Галлахер свое исследование о женщинах на литературном рынке XVIII века[c]. С появлением жанров периодической печати появилась современная женщина-писательница и ее новая идентичность.

Выражение woman of letters, что характерно, – викторианское изобретение. Оно впервые появляется на титульном листе книги Джулии Кавана «Английские писательницы: биографические очерки» (1863) – работы, конструирующей генеалогию викторианских писательниц через наследие их предшественниц XVIII века: Афры Бен, Сары Филдинг, Фанни Берни, Шарлотты Смит, Энн Рэдклифф, Джейн Остин, Амелии Опи и леди Морган – авторов, которых сегодня мы выделяем в истории женского профессионального письма[a]. Но сама фраза woman of letters начинает регулярно появляться в книгах и периодических изданиях лишь с 1880‑х, когда Джеймс Пейн, журналист, эссеист и редактор Fortnightly Review и Cornhill Magazine, небрежно использует ее в юмористическом скетче под названием «Мошенники в гостях» (Fraudulent Guests) (1883). Пейн пишет, как, будучи «очень молодым человеком», искал «знакомства с известной лондонской писательницей», но общий друг сказал ему, что «она не хочет иметь с ним дела. Она говорит, что у нее и так слишком много знакомых»[14]. Отсылка к молодости Пейна датирует этот инцидент 1850‑ми годами (он родился в 1830 году, а к 1850‑м уже сотрудничал с Household Words и к 1859 году был редактором Chamber’s Journal), поэтому мы можем предположить, что к 1850‑м фраза woman of letters уже вошла в употребление. Однако регулярно она появляется только после того, как Морли запустил в конце 1870‑х годов серию Men of Letters. Несомненно, концепция почетного звания писательницы уже существовала, когда Морли в начале 1880‑х годов поручил Маргарет Олифант написать том о Ричарде Шеридане (по принципу «рыбак рыбака видит издалека» – то есть профессиональная писательница должна была, по его логике, лучше понять судьбу профессионального писателя)[b]. Полностью же концепция укрепилась, когда Джордж Мередит в статье для National Review 1896 года назвал Элис Мейнелл «исключительной английской писательницей» (English woman of letter)[15] и когда в начале нового века в серии Men of letters вышли тома о Джордж Элиот, Фанни Берни и Марии Эджворт. Однако в этой книге я утверждаю, что писательницы, как бы их ни называли, процветали на протяжении всего XIX столетия, поскольку женщины все чаще задумывались о литературном поприще и конструировали свой образ в общественном пространстве с точки зрения профессиональной карьеры[c].

Споры авторов XIX века о положении литератора в обществе раскрывают особенности, испытания и (иногда) триумфы профессии писателя. Женщины играли заметную роль в этих спорах – иногда (увы, слишком предсказуемо) в качестве коллег-любителей, на фоне которых мужчины-авторы определяли свою профессиональную карьеру, чаще в качестве участниц публичных обсуждений, способствующих профессионализации литературы, и в обоих случаях в качестве соавторов при создании новой области художественной и культурной деятельности. После книги «Литератор как герой: Дэвид Копперфилд и профессиональный писатель» Мэри Пуви распространилось мнение, что женщины выполняли «стабилизирующую и мобилизующую» функцию в домашней среде, обеспечивая признание профессионального автора-мужчины[16]. Это описание, конечно, довольно точно характеризует стратегию Диккенса, но представляет лишь одну перспективу, один момент в процессе развития профессионального писательства, происходившего в течение долгого XIX века. Полная история авторства в викторианской Англии, которая бы учитывала женщин-литераторов и их работу, еще не написана[17]. В качестве вклада в эту столь необходимую историю в первой главе я рассматриваю споры о профессиональном писательстве – было оно профессией или нет, какие аспекты литературной работы сделали его профессией, чего не хватало и какие недостатки авторы должны были исправить – в течение трех ключевых периодов: на заре появления авторства как профессии в 1830‑х годах (в десятилетие, связанное