Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума

СД расставила тщательно подготовленную театральную ловушку. Вайнреб встретит Сикса на остановке трамвая в центре Гааги, а люди Коха немедленно его арестуют. При первой попытке что-то пошло не так. Котте не появился. Он запаниковал. Вайнребу вновь пришлось ехать в Амстердам и убеждать его, что все будет в порядке. Как только в СД поймут, что он и сам жертва вермахтских дельцов, они точно отпустят его.

Во второй раз все шло по плану. Котте нарядили в дорогой костюм с карманным платком, шелковые носки и по-королевски, пожалуй даже слишком, надушили. Агенты СД набросились на мужчин на трамвайной остановке. Обоих доставили в тюрьму. Котте увели от Вайнреба на допрос. Кох сиял от удовольствия: «Поздравляю, Вайнреб, это было великолепно». А потом вновь, по словам Вайнреба: «Кох дрожал от эмоций. Голос его не слушался. Я видел, как капли пота стекают у него со лба»[85].

Возможно, Кох не отличался большим умом, как говорил Вайнреб. Но не настолько же. Даже самый бестолковый офицер гестапо вскоре бы понял, что мелкий голландский мошенник никакой не благородный потомок гранда с портрета кисти Рембрандта. 19 января 1943 года Вайнреб приехал в штаб СД на регулярную встречу с Кохом – прежде эти встречи проходили так душевно. Но не в этот раз. Кох схватил его за лацканы пиджака с криком: «Театр закончился!» Вайнреба арестовали.

Спустя неделю после его ареста жену и детей Вайнреба отправили в Вестерборк. После чего их ждала неминуемая гибель. Котте после десяти месяцев заключения в тюрьме сначала депортировали в нацистский концлагерь в Нидерландах. Вугт был не самым приятным местом. В 1944 году его перевели в Дахау, что было гораздо хуже. Он умер там в январе 1945 года.

Глава седьмая. На охоте

1. Поезд Гиммлера

26 октября 1941 года[86] гости Йоахима фон Риббентропа, министра иностранных дел нацистской Германии, убили 2400 фазанов, 260 кроликов, 20 ворон и одну косулю. Замок Риббентропа, который Гитлер подарил ему в 1939 году, высился среди пейзажа, любимого немецкими романтиками: синие озера, густые леса, туманные горы. Собрались знатные гости. Гиммлер принимал участие, но, как всегда, выражал недовольство из-за убийства невинных живых созданий. Феликс Керстен охотился с азартом. Как и граф Галеаццо Чиано, зять Муссолини, министр иностранных дел Италии и бывший пациент Керстена.

Риббентроп и Гиммлер недолюбливали друг друга. Министр иностранных дел не понимал, почему глава СС постоянно промахивается мимо проносящихся прямо над головой фазанов. «Ему следует показать, на что он способен, – глумился Риббентроп. – Вероятно, ему мешают соображения гуманности». А вот умелое обращение с оружием своего итальянского коллеги он одобрял. «Ну разве эта охота не символична! – воскликнул Риббентроп, обращаясь к Чиано. – Как мы объединились, чтобы стрелять фазанов, так же мы объединимся для победы над врагами Германии!»

Эту сцену Керстен описывает в мемуарах. Возможно, так все и было. Мы никогда не узнаем.

Хорошо известно – и подробно документировано – то, что произошло три месяца спустя, 20 января 1942 года, в очаровательной неоклассической вилле на озере Ванзее недалеко от Берлина, где высокопоставленные нацистские чиновники собрались обсудить логистические трудности воплощения плана по уничтожению всех евреев Европы. Адольф Эйхман, эсэсовец, отвественный за решение этих задач, старательно подготовил все вопросы для обсуждения. В дальнейшем он свидетельствовал, что участники конференции выражались прямо, без бюрократических эвфемизмов. Возможно, за бокалами бренди перед мраморным камином так и было, но не в официальных протоколах, которые сохранились у Эйхмана. Председатель конференции Рейнхард Гейдрих обратился к собравшимся: «Как ранее постановил фюрер, на смену эмиграции пришла эвакуация евреев на восток в рамках дальнейшего решения»[87]. Это, однако, было лишь следующим шагом к «окончательному решению еврейского вопроса». Гейдрих позвонил Гиммлеру на следующий день, чтобы держать его в курсе происходящего.

Сколько знал об этом массажист и предполагаемый конфидент Гиммлера – и как он использовал свои знания? Как всегда в спорных рассказах о Феликсе Керстене, его потрясающий, но льстивый биограф Жозеф Кессель предлагает самый фантастический вариант. 11 ноября 1941 года, за два месяца до рокового собрания на вилле Ванзее, Гиммлер был в ужасном состоянии. Он жаловался массажисту, что никто не способен ему помочь. Керстен умолял своего подопечного излить душу. Ладно, сказал Гиммлер, раз Керстен – его единственный друг, он ему откроется.

Вот что так удручало Гиммлера: Гитлер убежден, что, пока существует еврейский народ, мира на земле не будет. Так, сказал Керстен, и что дальше? Бледные, тонкие руки Гиммлера лежали неподвижно, словно их парализовал какой-то леденящий ужас. «А дальше, – сказал он, – он приказал мне уничтожить их расу полностью и навеки».

В ужасе Керстен попросил Гиммлера подумать, как мир будет смотреть на Германию, если этот кошмар претворят в жизнь. Гиммлер ответил, что «ступать по трупам – проклятие величия»[88]. Как мог Гиммлер, находясь в здравом рассудке, совершить нечто подобное? Гиммлер повторял, что это прямой приказ фюрера. Поначалу он отреагировал «как идиот», убеждая Гитлера, что он и СС готовы умереть ради него, но «пожалуйста, не просите меня заниматься этой миссией». Гитлер закричал в ярости, схватил Гиммлера за воротник и обозвал предателем. Гиммлер задыхался, рассказывая Керстену об этом жутком испытании. Он выглядел жалко, как «побитая собака», и умолял войти в его положение.

Керстен был безутешен: Гитлер явно лишился рассудка. Но что мог сделать Керстен? Ему уже удалось спасти голландцев от депортации в Польшу. Подобные чудеса просто так не повторяются. Даже если он продолжит использовать колики Гиммлера, даже если рейхсфюрер не осуществит этот ужасный план, потому что Керстен откажется его лечить, Гитлер найдет другого исполнителя. Поскольку Керстен никак не мог предотвратить массовое убийство евреев, он сделает все возможное, чтобы спасти как можно больше людей.

Если эта версия, написанная евреем и бывшим участником французского Сопротивления, верна, то Гиммлер предстает человеком, не лишенным угрызений совести, Гитлер – единственным ответственным за геноцид, Керстен – борцом за правое дело, а то, что он продолжал лечить исполнителя «окончательного решения», можно было оправдать.

В своих воспоминаниях Керстен утверждает, что Гиммлер никогда не выступал за убийство евреев, только за их «эвакуацию» – к примеру, на Мадагаскар. К представлению, что холокост был безумным замыслом одного Гитлера, Керстен добавляет несостоятельную теорию, что изначально все задумал министр пропаганды Йозеф Геббельс. Он