Записки москвича - Дмитрий Владимирович Кошлаков-Крестовский
В общем, дел много. С утра до вечера. Вместе с друзьями, счастье дружить с которыми я испытываю до сих пор. И, встречаясь сейчас, мы ненадолго становимся теми мальчишками, которые проводили прекрасные лета на даче в Алабино.
Давно это было…
Давно это было…
Проснувшись одним прекрасным зимним солнечным утром 1 января, я стремглав побежал к ёлке. Огромная красочная коробка занимала все пространство под лесной красавицей. Ёлка была большая, настолько, что большая красная звезда упиралась в потолок, и папе пришлось отпиливать верхушку. И даже Дед Мороз, долгие годы охранявший новогодние ёлочные украшения, казался на её фоне самым маленьким гномом. Упаковочная бумага скрывала надписи на плотном картоне коробки, но сердце моё забилось настолько часто, насколько было возможно. Неужели это то, что мне больше всего хотелось? Но ведь я никому не говорил, что мне хочется получить в подарок на Новый Год. И только всего пару раз, подходя к ёлке, чтобы тайком стащить висящий мандарин, я рассказывал Деду Морозу о своей мечте, которую впервые увидел в Доме игрушки на Кутузовском проспекте. Туда, в самом конце лета, после возвращения с дачи, мы поехали с дедушкой для пополнения коллекции вагонов для гэдэеровской железной дороги. Всё началось с двух подарочных комплектов PIKO Expert PIKO и Junior масштабом 1:87 (ширина колеи 16,5 мм), которые были мне подарены на один из дней рождения и произвели большее впечатление на папу и дедушку, нежели на меня. Дедушка так был увлечён этой «игрушкой», что с каждой его зарплатой мы ездили за новинками. Тогда я не понимал, зачем всё это, но понимаю сейчас, когда раскладываю многие метры рельсов на полу, ставлю паровоз и локомотивы и гоняю поезда с детской улыбкой и блеском в глазах. Но в тот раз я увидел его. И с тех пор все мои мысли были заняты только им – настольным хоккеем.
Конечно, он существует, думал я, распаковывая подарок. Хотя все в классе только и говорили о переодетых папах и актёрах с ватными бородами и красными носами. Кто-то даже узнавал в нём своего папу, а кто-то соседа. Скорее бы закончились каникулы. Я бы пришёл в класс и рассказал всем, как Дед Мороз услышал моё пожелание и подарил мне на Новый год то, что я так хотел.
Давно это было…
Давно это было…
В детстве я всегда старался встать пораньше и, позавтракав вместе с дедушкой и папой, устраивался у телевизора в ожидании трансляции военного парада. Я не забуду никогда тот трепет от торжественного голоса диктора, который громким басом, раскатами обрушивался на Красную площадь, наполняя её ещё большей торжественностью, объявлял:
– А сейчас на Красную площадь выходят…
Звуки чеканивших о брусчатку сапог вторили стукам моего сердца, которое готово было выпрыгнуть из груди. А после дедушка надевал плащ и выходную фетровую шляпу, натирал войлочной тряпкой до блеска ботинки, и мы вдвоём выходили на улицу. Я крепко держал дедушку за руку и семенил рядом с ним, изредка снизу вверх с восхищением поглядывая на него. Мне тогда казалось, что шляпу носят только очень большие начальники, такие, какие стояли на Мавзолее и отдавали честь проходящим по Красной площади. Дедушка почему-то на Мавзолее не стоял, но носил шляпу. Он приподнимал её и немного склонял голову, когда с кем-то здоровался на улице. Маршрут каждый год у нас был один и тот же – по Тверскому бульвару мы выходили на улицу Горького (бабушка моя её называла только Тверской, а для меня она навсегда останется Горького), по которой ещё недавно ехали танки, спускались вниз и, повернув налево, вливались в огромную реку людей, шедших к Большому театру.
– Смотри, Димулёша, – говорил мне дедушка. – Скоро совсем не останется ветеранов…
И я взахлёб смотрел, впитывал как губка, с восхищённой гордостью за них, прошедших весь этот ад и выживших ради нас, нынешних…
А потом мы шли обратно домой, перепрыгивая через текущие ручьи, которые текли вдоль улиц. Уже прошли стройными, как и недавние колонны, рядами поливальные машины, смывая оставшиеся на мостовой остатки гвоздик из папиросной бумаги и проволоки. И они плыли по асфальтовым мостовым красными пятнышками, как капельки крови…
Шли годы. И вот уже мы с моим лучшим школьным другом в первом ряду на торжественном концерте в театре Эстрады, посвящённом очередной годовщине Великой Победы, с цветами в руках. Нам выпала почётная и волнительная роль – поздравлять ветеранов, которых с каждым годом становилось всё меньше и меньше. А потом мы шли пешком в «Детский мир» и покупали небольшие флажки за 5 копеек. И бежали к Большому театру, чтобы успеть подарить их тем, кто ещё приходил 9 мая в сквер к фонтану у Большого театра…
Шли годы. И вот уже я говорил своей старшей дочери, ведя её 9 мая к Большому театру:
– Смотри, Настюша, скоро совсем не останется ветеранов…
Возвращаясь домой, мы перепрыгивали через ручейки, которые оставляли после себя поливальные машины. И также плыли по московским улицам остатки от искусственных гвоздик, как капельки крови…
Давно это было…
Давно это было…
Была такая очень популярная передача по советскому телевидению – «Кабачок 13 стульев». Как потом сказала тётушка Костика, главного героя художественного фильма «Покровские ворота»: «Наши играют французскую жизнь». В этой передаче наши играли жизнь польскую, для многих советских граждан такую же недоступную и далёкую, как и французскую. Не припомню, чтобы в нашей семье её смотрели, но так или иначе, персонажи были известны. Персонажей пана Зюзи, пани Моники, пана директора, пана Ведущего, пани Катарины и прочих заграничных панов и панночек исполняли артисты театра Сатиры. За мной, как за единственным в семье имеющем хоть какое-то отношение к спорту, с лёгкой руки моего дедули, закрепилось прозвище «пан Спортсмен».
Нужно признать, что сходство в упитанном телосложении с Юрием Витальевичем Волынцевым, который исполнял эту роль в телевизионной постановке, была, так сказать, налицо. Я очень старался сбросить хотя бы несколько «бабушкиных пирожков», но никак не получалось, и даже не помогали мне «изнуряющие» трёхразовые тренировки в бассейне с гордым именем «Москва», но так или иначе, я
