Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий

Обе границы работали с небольшим аппаратом. Для «экспресса»-транспорта, который главным образом и работал тогда, была направлена в Гродно товарищ К. Я. Лебит — жена П. Лебит, с которым я сидел вместе в Одессе (он сам тоже работал в Гродно по транспорту несколько месяцев в 1910 г.). Как организация, так и связи, о которых я писал выше, остались без изменения до 1913 г., хотя в России уже выходила легальная ежедневная газета «Правда».

Заграничная партийная литература стала попадать в Россию в большом количестве и аккуратно. Транспорт работал без перебоев до середины 1910 г. Тов. Зефир имел свою штаб-квартиру в Минске (в переписке мы называли Минск Моршанском), но ему часто приходилось бывать по делам и в Питере и Москве. В Москве же он и был арестован летом 1910 г. Мы стали искать заместителя Зефиру, ибо вся транспортная организация сохранилась и арестом Зефира не была затронута. И вот мы получили письмо от Матвея Бряндинского (он оказался провокатором), в котором он сообщал, что выезжает за границу по требованию т. Ногина (последний был тогда в Русском бюро Центрального Комитета). Мне письмо Матвея не понравилось (он писал в нем химическим способом, без шифра, что выезжает из Питера тогда-то и просит его встретить, для чего описал свою наружность). Я сейчас же сообщил об этом письме Марку (Любимову) в Париж (последний заведовал тогда всеми техническими делами ЗБЦК). Марк высказал свое мнение, что Матвей написал такое письмо по неопытности. Когда Матвей приехал, выяснилось, что Макар (Ногин) назначил его преемником т. Зефира. Кроме т. Ногина его рекомендовали Мария Ивановна Томская и другие товарищи. (Матвей работал как профессиональный революционер с 1909 г., со времени своего побега из тобольской ссылки, в Питере и Москве сначала как секретарь и организатор многих районов, потом как уполномоченный и заведующий паспортным бюро Центрального Комитета. После ареста т. Зефира Русское бюро ЦК назначило Матвея заведующим транспортом в России.) Я передал Матвею связи с товарищами в России, которые уже работали по транспорту. По приезде в Россию он взял к себе в помощники т. Валерьяна (Залежского){143}, который вел всю практическую работу, а сам Матвей вел переписку со мной и с Русским бюро ЦК или с его уполномоченными. Местопребыванием Матвея был Двинск, а Валерьян жил то в Гомеле, то в Новозыбкове. В начале работы Матвея все шло недурно: литература получалась и аккуратно развозилась по России. Но позже, хотя мы и посылали литературу на границу и оттуда ее вывозили (я посылал деньги контрабандистам после того, как они и Матвей извещали, что литература забрана с границы), в России организации или совсем не получали литературы, или получали ее очень редко. Из-за этого я несколько раз вызывал Матвея за границу. Там мы вырабатывали планы, как лучше и быстрее посылать литературу парторганизациям, и вначале, по возвращении Матвея в Россию, дело двигалось лучше, но потом литература опять начинала куда-то пропадать (позже уже выяснилось, что львиная доля всей посылавшейся нами литературы Матвеем отправлялась в Московское жандармское управление и в департамент полиции){144}. В 1911 г. я ему написал, что если майский листок, который был издан ЦО, не будет доставлен вовремя таким-то и таким-то организациям, то мы распустим транспортную организацию в России за бездеятельность. Результат был поразительный: листок доставлен был вовремя. В конце 1911 г. на основании накопившихся у меня данных против Матвея я потребовал удаления его с работы и недопущения на январскую партконференцию 1912 г., на которую он хотел проникнуть, и выдвинул против него обвинение в провокации, хотя прямых улик против него у меня и не было. Я думаю, что нелишне рассказать товарищам читателям, каким образом я пришел к заключению, что Матвей — агент охранки. О первом странном письме, которое я получил от него из Питера, я уже писал выше. От этого письма у меня остался скверный осадок. Кроме того, мне казалось странным, что аппарат транспорта в России не арестовывается, литература все время регулярно получается, но она куда-то пропадает; когда же я пригрозил роспуском организации, майский листок быстро и аккуратно был доставлен организациям. Меня также удивляло, что Матвей приезжал за границу с заграничными паспортами: в годы злейшей царской реакции не каждый нелегальный работник мог добыть такую роскошь, как заграничный паспорт. В августе 1911 г. Матвей был у меня в Лейпциге. Приехал к этому времени на совместное совещание и Марк из Парижа. Перед отъездом Матвей вручил мне свой денежный отчет. В этом отчете в расходах было указано, что Матвей вернул кому-то 100 рублей долгу. На мое замечание, что тогда эти 100 рублей должны быть внесены и в приход, он, нисколько не смутившись, взял обратно отчет, а на следующий день 100 рублей красовались уже в приходе, зато на 140 рублей увеличился расход. Меня эта история страшно возмутила. Отчета я не принял, а потребовал от него присылки отчета со всеми оправдательными документами. Для меня настолько было ясно, что он нечистоплотный субъект, что я отправился к т. Рыкову{145}, который находился в Лейпциге и должен был ехать вместе с Матвеем в Россию, и рассказал ему об инциденте с отчетом. Я ему заявил, что возражаю против его поездки вместе с Матвеем, а Матвею сказал, что т. Рыков остается в Лейпциге.

Тов. Рыков по приезде в Москву был тотчас же арестован, у него были взяты зашифрованные адреса, которые расшифровала охранка и по которым было произведено много арестов (московские газеты тогда писали, что наконец-то т. Рыков пойман с поличным и будет предан суду). Сейчас же после ареста Матвей мне написал, что т. Рыков наверно будет выслан административным порядком в Сибирь. (После отъезда т. Рыкова в Россию т. Загорский мне сообщил, что Матвей помогал т. Рыкову шифровать адреса. Я тогда подумал, что Матвей, выдав т. Рыкова, очевидно, испугался последствий ареста для него, Матвея, поэтому он настоял перед охранкой, чтобы т. Рыкова только выслали в Сибирь.) И наконец, когда я узнал от делегата виленской и двинской организаций на январской партийной конференции 1912 г. М. Гурвича, что Матвей в октябре 1911 г. был арестован в Двинске и сейчас же выпущен, о чем он сам мне не сообщил, то я окончательно убедился, что он провокатор, и телеграфировал Надежде Константиновне Крупской, чтобы его не допустили на конференцию. Я случайно узнал, что он поехал прямо в Париж, чтобы оттуда попасть на конференцию, ибо он уже чувствовал, что я к нему отношусь с подозрением.