Проклятое искусство - Козин Вадим Алексеевич

27.06.56

Купил пианино «Красный Октябрь», цена 5265 р. Теперь начнется морока с переотправкой его в Магадан, хотя все эти хлопоты взял на себя Коля Голубев[75]. Пианино погрузят на «Русь» до Владивостока, а оттуда оно пойдет в Магадан. Когда оно будет в Магадане, одному богу известно.

Шесть дней как я болен. Гаскин сдерживает себя, но внутри он рвет и мечет, из-за моей болезни не выполняется финплан первого полугодия, а ему страшно бы хотелось показать, что благодаря его деятельности театр начал нормально работать. Меня же сейчас волнует совершенно другое. Яхнис чего-то замолчал, и мне, пока не поздно, надобно бомбить Ленгосэстраду и Посредрабис по поводу пенсионного стажа. А то, что театр не справляется с планом, сейчас меня мало интересует. Как скажет врач, так и поступлю.

Что делает Кабалов, не интересовался, но знаю, что Гаскин с ним разговаривал по поводу случившегося.

Вчера высказал Грибковой все то, что я думал о деятельности Язвича и его супруги Брюхановой (дирижер оркестра, жена Г.В. Язвича). Я сейчас считаю, что он обязан дирижировать, а не сидеть, отдыхая, как на курорте.

23.15. Был в поликлинике. Терапевт совместно с ларингологом решили вливать в мышцы тела стрептомицин и несколько раз поставить банки. Очевидно, раньше 1 июля не отпустят с бюллетеня. Такое положение дел явно не по душе Гаскину. Но это не в моей компетенции.

Решил больше не играть в преферанс. Бесполезная трата денег и своего рода трепка нервов. В то же время денежное подспорье для некоторых. Больше не хочу быть дураком.

Помимо меня заболел Гребнев (артист театра. —Б.С.). Поругались Брюханова и Райх (актриса театра. — Б.С.). Вот, кажется, и все сплетни.

К моим треволнениям по поводу пенсии присоединилась тревога за состояние приобретенного пианино. Дело в том, что ящик, в котором будет пересылаться инструмент, стоит второй день на улице под дождем.

Теплоход «Русь» придет, вероятно, завтра. Было бы хорошо, если бы он пришел на день позднее, а завтра был солнечный теплый день, который бы просушил ящик...

28.06.56. 7.40

Видел Женю Стеснягина (артист хора. — Б.С.) во сне и пел с ним дуэтом «Домино» в каком-то саду перед домом, в окнах которого виднелись женские лица. Настроение подавленное.

Слушаю утренние новости — в Москве последние ночные известия, и мне в голову пришла мысль. Проглядывал книжонку Морозова о Шекспире, в которой он изощряется на все лады в воспевании культа личности: в дни молодости Шекспира увлекались так называемым эвфуизмом — т.е. вычурными оборотами речи. Так, например, в комедии Шекспира «Как вам это понравится» придворный говорит, что вечером служанки видели Селию в постели, но утром нашли постель, «лишенную своего сокровища». Такое изысканное выражение, по мнению идиотов того времени, облагораживало, смягчало обыденное выражение. Она, т.е. Селия, встала с постели или опростала постель, т.е. покинула. Но эвфуизм сохранился и до наших дней, только он принял новые формы. Если сообщалось, что такой-то подал в отставку, — это означало, что дело дошло до такой точки, когда такого-то надобно немедленно гнать со службы: натворил, напортил — убирайся вон! Мне кажется, это нетактично в наши дни. Это грубо. Шекспировская эвфузия здесь выглядела бы предпочтительней. Как было бы приятно читать в газетах: «Вчера сослуживцы видели в министерском кабинете за министерским столом такого-то, но утром нашли кабинет, лишенным своего сокровища». И благородно и не обидно для выгнанного... Хорошо сказано об отставке у одного старого корейского поэта: «Ни плащ теперь не нужен мне, ни шляпа. Я на днях сбросил шелковый наряд — мне нечего беречь!»...

Приходил Голубев и сообщил, что оба пианино уже находятся в портовом складе. Очевидно, инструменты прибудут в Магадан раньше нас, и придется писать доверенность театру на их получение.

29.06.56

Сегодня пианино должны окончательно запаковать в ящики и погрузить в трюм «Руси». С голосом значительно лучше. Гаскин во вчерашнем разговоре заявил, что он разговаривал с лечащим меня врачом.

До полусмерти замучила своим «скрежетом зубовным» землечерпалка, углубляющая дно бухты.

Проглядывал книгу «Герцен в воспоминаниях современников». И не лежит у меня к нему душа, как она не лежит к Белинскому, Чернышевскому, Добролюбову, Михайловскому, Златовратскому и др. Этого же поля ягода. Все пропахло грязным, нестиранным бельем, табачным дымом, арестантской одеждой, чем-то нечистым, может быть, и искренним и справедливым, озлобленным из-за нужды и постоянных поисков заработка...

Сейчас только что вернулся из торгового порта, где был с Голубевым по поводу погрузки инструментов на пароход. На одной из стен обрывки киноплаката «Любимая песня» с Рашидом Бейбутовым в главной роли. Фильм демонстрировался всего лишь два дня. По рассказам видевших фильм, этим фильмом азербайджанская кинематография пыталась, подобно басенной синице, зажечь море Рашидом Бейбутовым, этим восточным рахат-лукумом. Но когда в искусство примешивается большая доля наглости и нескромности, массами подобная смесь сначала принимается как новаторство в искусстве, но потом это увлечение и мода проходят. Пока же этот человек вознесен, купается в славе и достатке и с присущей его национальности наглостью спешит завершить свою карьеру, пока не ушли года. Творческий облик его мало интересует. Точно так же, как не интересует его соотечественников-руководителей хозяйственные дела их родины. Мне попалась интересная статья собкора «Известий» (от 13 июня 1956 г.) Н. Мельника «Почему тихо на сенокосных угодьях Азербайджана?». Почему? Да все потому, что этих «молодчиков», как в искусстве, так и во всех отраслях республиканского хозяйства, интересует только шумиха и показной блеск процветания и могущества республики. Вот почему тихо на лугах и полях Азербайджана, зато в городах республики вереницами несутся автомобили, в которых сидят ожиревшие от пустого сидения в роскошных министерских кабинетах Айрапетовы, Ахундовы, Бабаевы и другие прихвостни. Они разъезжают, руководят, приказывают, распекают, привлекают за нерадивость в работе. По вечерам с остекленевшими от чересчур выпитого вина глазами сидят в театрах с роскошно одетыми женами и любовницами. А утром начинается все снова. Лишь народ работает, тщетно пытаясь выполнить, что от него требуется, через силу — ГОЛОДНЫЙ...

Погода и землечерпалка доводят меня до исступления. Опять начинаю волноваться за сохранение инструмента. Он стоит уже в багажной камере и должен погрузиться на пароход.

30.06.56. 8.00

В Польше, в Познани, произошли массовые беспорядки, дело дошло до нападений на общественные здания. По сообщениям радио, в городе наведен порядок, очевидно, военной силой. Это уже второй случай. Чем недовольны народные массы, подстрекаемые антиправительственными элементами? Нехваткой продовольствия, промтоваров? Дело, видимо, дошло до такой степени накала, что скрыть невозможно было.

Погода в Петропавловске стоит скверная. Несносная землечерпалка со своими подсобными судами встала посередине бухты на якорь и, к моему счастью, притихла. Рыбачий пирс свободен от судов. Почти все траулеры ушли в море. Читать нечего. Сегодня обязательно схожу в газетный киоск. Меня страшно беспокоит молчание Яхниса. Почему он, если даже не сразу получил телеграмму, не ответил, если дал согласие? Задержка смерти подобна.

Скоро будет месяц, как я уже в Петропавловске. Интересно подсчитать, сколько было в месяце хороших дней...

Опять охватило меня чувство беспричинной тоски, хочется реветь. Нервы развинтились. Голубев сообщил, что инструменты погружены на «Русь». Боюсь, что дождь все ж таки проник, потому что он идет почти беспрерывно. Ну, будь что будет!

Кстати, впервые слышу слово: коносамент. Так называется документ, по которому оформлены инструменты для отправки их в Нагаевский порт...