Записки москвича - Дмитрий Владимирович Кошлаков-Крестовский
Давно это было…
Давно это было…
Память неуклонно возвращает меня в беззаботное детство. И вот я уже учусь в первом классе самой лучшей школы страны. То, что она самая лучшая, конечно же, я не понимал тогда, в первом классе. Больше скажу, мне сразу так вообще не показалось. Вовсе наоборот. Что тут хорошего? Уроки, домашние задания. А главное – ребят из детского сада, с которыми дружил, не было рядом. Всё было ново. Ко всему нужно было привыкать. Однажды вечером, после традиционного девятичасового семейного чая, когда я уже лежал в кровати, дедушка пришёл пожелать мне спокойной ночи. И я его спросил: «Дедуля, школа ведь надолго?» «Да, Димулёша, – ответил дедушка, – на десять лет. И за эти десять лет ты не только научишься читать и писать, это ты уже умеешь, но ты научишься думать и понимать окружающий мир». И вот уже не хватает времени на любимые коньки зимой, потому что классная руководитель нашего класса «А» Маргарита Павловна и Валентина Андреевна, руководившая ребятами из класса «Б», будущими извечными соперниками, задают много уроков. Нужно красиво писать в прописях и правильно считать в специальных тетрадках в клеточку. А ещё учить стихи, рисовать, бегать и ещё много чего делать. И пусть уже Дед Мороз – это актёр из службы быта. И пусть… Но это детство, которое наполнялось радостью, согревающей меня до сих пор.
Родители в нашем дружном классе подобрались примерно одного возраста. Да что там возраста, все они были, как сейчас скажут, настолько креативны, что я сегодняшний не угонюсь за ними никак. Экскурсии, походы, спектакли, выставки. Этот нескончаемый вихрь впечатлений поднимал нас всё выше и выше, наполняя знаниями. Мы учились ставить палатки в лесу и понимать поэзию, разбираться в живописи и чувствовать музыку. Мы, как губки, впитывали энергию и знания, которыми они с щедростью делились с нами.
Каждый новый год превращался в сказочный костюмированный бал. Мы приглашались на бал в Лувр к одному из Людовиков. Нас принимал самый влиятельный шейх и потчевал восточными сладостями. Сценарии были продуманы до мелочей, а подготовка начиналась сразу после осенних каникул. Наши костюмы были достойны показов в Доме мод, пусть и сшиты они были «из того, что было». Мы не были обычными снежинками и зайчиками. Мушкетёры звучно цокали каблуками маминых сапог и импровизированными шпорами. Шейха охраняли грозные манучары с ятаганами и в огромных красных чалмах. К нам в гости приходила Баба-Яга с носом из папье-маше, и даже был замечен Мальчик-колокольчик. А обсуждения прошедшего действа не прекращалось до весны, возвращая нас в новогоднюю сказку…
Давно это было…
Давно это было…
Ах, как я ждал этот день.
Красный пионерский галстук был куплен, наверное, за месяц в «Детском мире». Там был такой специальный отдел, где продавали форму. Отдельно для мальчиков и отдельно для девочек. Там же продавались и галстуки.
Накануне я сам погладил брюки, до неприличия заутюжив стрелки, переглаживая три раза. Белая форменная рубашка с алюминиевыми «золотыми» пуговицами никак не гладилась, и бабушка, сжалившись надо мной, помогла будущему «примеру всех ребят» в этом непростом деле. Тот май выдался прохладным. Вечно продуваемый всеми ветрами Калининский испытывал мою летнюю курточку на прочность и подгонял, дуя в спину. Музей Калинина встретил нас скрипом старого дубового паркета и запахом такой же старой бумаги. Линейка, речь перезрелой пионерки, которая представилась нам пионерской вожатой, первый пионерский салют, отрепетированный накануне в школе.
Дорога обратно была необычайно быстра, но как же мне хотелось идти медленно, чтобы каждый встречный прохожий видел мой развивающийся галстук, намеренно вынутый из застёгнутой куртки.
Давно это было…
Давно это было…
В нашей школе, классической пятиэтажке середины 50-х, с актовым залом на пятом этаже и спортзалом в подвале, начальная школа была отделена на втором этаже. Раздевались мы в малюсеньком помещении, которое называлось раздевалкой, в подвале. Да в общем-то это была не раздевалка, а часть бомбоубежища, предусмотренного при постройке школьного здания. Огроменные металлические двери с засовами, как на подводной лодке, возбуждали детское воображение. А приглушённый свет добавлял таинственности. Три года относительной тишины с редкими забегами вдоль длиннющего коридора и игрой с металлическим шариком на подоконнике. А там, наверху, три этажа с манящим гулом средней школы и такая близкая взрослая жизнь. Да что там, ведь можно будет выходить на лестницу и, предварительно выставив на шухере друзей, спуститься по отшлифованным многими попами перилам! Забежать в буфет, запихать в себя булочку с ненавистным какао и опрометью, уже другой лестницей, перескакивая через две ступеньки, вернуться в класс. Отыскать в куче ранцев и портфелей, беспорядочно сваленных у двери, свой, потолкаться, стараясь быть первым. Дождаться звонка и ждать 45 минут возможности за 10 минут следующей перемены проделать тот же путь, но уже забежав во «взрослую» раздевалку, совершенно без надобности, просто потому что теперь туда можно. И быть опять первым у двери.
Но это всё будет потом. А сейчас закрытые двери второго этажа, один кабинет, где нас учат русскому и математике, рисованию и пению и ещё много чему, включая корейский язык с его до сих пор для меня непонятными иероглифами.
Давно это было…
Давно это было…
Я ещё застал то время, когда новогодние праздники в стране были значительно короче нынешних. Скромно, но радостно страна отмечала наступление нового года, аккуратно доедая «оливье» 1 января и, как правило, 2 января,
