О себе любимом - Питер Устинов
— Lass die Zwerge Hangen! Оставьте их висеть!
Я в ужасе уставился на него. Почувствовав это, он посмотрел на меня с виноватой ухмылкой и стал корчиться от беззвучного смеха, едва успев крикнуть «Стоп!». Однако дело в том, что он успел снять сцену.
Был еще один невероятно сложный эпизод, длившийся четыре с половиной минуты. В нем участвовали лошади, жонглеры и воздушные гимнасты. Камера двигалась по бесконечному и запутанному маршруту, а я в роли шпрехшталмейстера отправил карлика за стаканом воды. Это было предусмотрено, и удивленный карлик побежал за водой. Поскольку он не знал, где ее найти, поиски отняли довольно долгое время, и мое раздражение усилилось пропорционально першению в горле. Наконец он принес мне воды. Я тайком пил ее, выкрикивая слова своей роли, словно метрдотель, тайком прикладывающийся к спиртному. Отдав карлику пустой стакан, я вытер губы большим шелковым платком, составлявшим часть моего костюма. Когда эпизод был снят, режиссер одной фразой проявил как свой деспотизм, так и душевную щедрость. С необычно печальным видом он отвел меня в сторонку и сказал:
— Питер, единственное, о чем я сожалею, это что я не велел вам так это сделать.
В это время я участвовал еще в одном фильме, который снимался в Сицилии. Единственное, чем он был примечателен, это что у продюсеров деньги закончились на третий день — рекордом даже для Италии. Но к этому времени я уже дописал «Романова и Джульетту», пьесу совершенно неоклассицистскую по форме. Я всегда помнил, как приятно было играть в «Соперниках» с Эдит Ивенс, и мне хотелось попробовать создать нечто столь же прямолинейное и нескрываемо театральное, не обращая внимания на пресловутую «четвертую стену» и используя «реплики в сторону» там, где это необходимо. Я помнил, что «Соперники» нравились солдатам, многие из которых прежде вообще не видели пьес, не считая низкопробных фарсов, специально рассчитанных на их интеллект.
Темой стала вариация трагической любви Ромео и Джульетты, причем Ромео стал сыном советского посла, а Джульетта — дочерью посла американского. Неуправляемые семьи, Монтекки и Капулетти, сменились правительствами СССР и США, а действие происходило в небольшой нейтральной стране, чья экономика по большей части зависит от печатания марок с намеренно допущенными опечатками.
По дороге в Лондон, где в пригороде должна была состояться премьера, родился наш сын Игорь. Это произошло 30 апреля 1956 года. В тот вечер я исполнил свою роль на огромном подъеме, а мой отец, судя по отзывам, тихо плакал от радости. Я снова рад был услышать, что мать и ребенок чувствуют себя хорошо.
16
Лондонская премьера «Романова и Джульетты» состоялась в театре Пикадилли. Пьеса сразу же завоевала успех. Даже Гарольд Хобсон посвятил ей непривычно много слов; хотя вынужден признать, что он гораздо больше внимания уделил успеху премьеры, нежели каким-либо положительным качествам самой пьесы. Придирчивые завсегдатаи галерки были на месте, но их разбавили учащиеся театральных школ и другие молодые люди. На этот раз никаких неприятностей не было, и я мог, наконец, с гордостью ощутить, что успех пришел ко мне не случайно.
Надо сказать несколько слов о вымышленной стране, в которой происходит действие этой пьесы. Поначалу у нее не было названия, но когда по пьесе делался сценарий, я дал ей имя — Конкордия. Помню, откуда взяла начало эта страна. Мне было лет восемь-девять, и я проходил мимо фермы, где женщина сворачивала шею цыпленку. Резкое окончание истеричного кудахтанья стало для меня первой встречей со смертью, и я вернулся домой,, в арендованный нами коттедж, совершенно разбитый увиденным.
Конечно, с этим ужасающим процессом полностью смириться может только сумасшедший. Даже названия меняют, чтобы пощадить наши чувства. Вы едите не корову, а говядину, не свинью, а ветчину, бекон, эскалоп. Вы едите не оленя, а дичь. Только хладнокровные рыбы и в смерти сохраняют свое имя.
Одна из причин вегетарианства — отвращение к зловещему циклу выживания через убийство, к бесконечному жертвоприношению слабых, чтобы сильные сделались еще сильнее.
Природа одновременно и величественна и ужасна, возвышенна в своем равновесии и отвратительна в деталях, и ребенку приходится каким-то образом примириться с тем, что надо воспитанно вести себя за столом, впиваясь зубами в куски добродушной твари, которая еще недавно мирно мычала на пастбище, имела имя и характер.
Существуют люди, которые безоговорочно осуждают этот процесс «поедания трупов», но все-таки не дрожат перед возмущенным взглядом лосося или абсурдным косоглазием камбалы. Однако самые брезгливые и от этого спрятаться не могут. Роальд Даль сознавал, что творит с нами, когда дал волю своей фантазии и описал, как салат издает мучительный крик, когда его поедают. Однако поскольку ни один ребенок не начинает жизнь с голодовки, к тому времени, когда в нас пробуждается отвращение, мы все уже неотвратимо отмечены греховностью природы. Проще говоря, голод — сильный аргумент.
К тому времени, как я столкнулся с моим первым придушенным цыпленком, я уже страдал от избытка воображения. Я старался не пить воды, когда меня кормили рыбой, потому что мне казалось, что рыба, даже пережеванная до состояния пасты, может чудесным образом ожить, если у меня в желудке окажется вода, и начнет там плавать, как в аквариуме. Однако цыпленок оказался самым жестоким ударом для городского ребенка, который прежде никогда не отождествлял ножку или крылышко на горке риса с живыми недоумками, которые выскакивают на дорогу перед автомобилем.
Оказалось, что из этого кошмара есть только один выход — я мог существовать в этом мерзком мире взрослых, только создав вымышленную страну. В первой статье ее конституции говорилось, что ни одной курице тут не свернут шею.
Со временем эта вымышленная страна росла и менялась, как растут и меняются люди. Она существует и посейчас, имеет свое географическое положение, свою философию и свои проблемы. Многочисленные проблемы. Это — не Утопия, не Едгин. Тайны этих стран были обнародованы. А как только начнешь делиться тайнами подобных
