Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - фон Штернбург Вильгельм
Познать еще не значит изменить. Это относится и к Ремарку. Беседы с Карен Хорни улучшают настроение, придают бодрости, позволяют смотреть на разлуку с Наташей некоторое время более дистанцированно. В ноябре роман «Искра жизни» наконец почти закончен. Но потом его опять охватывает беспокойство, ему тесно в Порно-Ронко, и он уезжает в Париж, а оттуда 10 ноября — в Нью-Йорк. Снова «Амбассадор», снова Наташа — тут мало что может сделать самый беспощадный самоанализ.
Он посылает ей цветы, встречает красавицу на улице и светских вечерах, бывает у нее дома. И снова встает вопрос: «Неужели пойдет та же самая канитель?» Настроение падает. Повстречав Ютту на пути к ежедневному совместному обеду, он просто-напросто ошарашен: «Чуть ли не бежала по улице передо мной — и от меня. Каково видеть такое, когда тебе уже 52!» Карен Хорни живет в Нью-Йорке, он часто приходит к ней в гости и пускается в размышления «о феноменах детства, успеха, о разного рода комлексах». Посетив одну из ее лекций, он слегка огорошен: какие же разумные, интересные люди окружают эту женщину! Это совсем иной мир — прямая противоположность миру голливудских звезд и ночных клубов.
В конце года ему крупно везет по части издания его произведений, в том числе будущих. Феликс Гуггенхайм хочет знать, можно ли рассчитывать на новое издание в Америке его первого антивоенного романа, и Ремарк обретает в нем очень надежного агента для ведения крайне важных переговоров в США и Европе.
Одно из пожеланий самому себе в канун 1951 года касается Наташи: «О, если бы освободиться от нее...» В апреле почти завершен окончательный вариант «Искры жизни». Несколько отвлекает интрижка с восходящей звездой Джипси Маркофф: «Полно шрамов от давней авиакатастрофы. Хорошенькая, глаза с раскосинкой, темноволосая, в белом и красном... Не перестаю удивляться: как же я был порабощен, сам того не сознавая, — в мыслях, в чувствах, даже в языке. Ушел! Поджарим же барашка и ударим по струнам!»
30 апреля 1951 года, на прогулке, он встречает Полетт Годдар. Через три дня приглашает в ресторан, они видятся еще несколько раз, она дарит свое фото и вскоре, после совместно проведенного вечера, остается у него «до полудня», и Марлен Дитрих, нутром чуя, что тут завязывается, «заклеймила Полетт». Он еще не понимает, что в эти дни начинается его последняя большая любовь. Он, как всегда, полон сомнений и нерешителен, инициатива исходит от женщины. «Полетт вдруг решила, что в понедельник летим в Париж... На шею мягко ложится петля. Предпочел бы один ехать, быть, оставаться». Ремарк успевает просмотреть американский перевод своего романа о концлагере и отправляется в июне через Париж, насладившись там одной из картин своего собрания на выставке картин Тулуз-Лотрека, в Порто-Ронко — пока без Полетт.
Русская принцесса все еще занимает его воображение, но процесс отторжения начался и развивается стремительно. Возникают новые проблемы, но их не сравнить с тем, что он пережил за последние без малого четырнадцать лет. «Письма от Полетт. Опять как раньше: не полностью, не четко против, а как-то наискось, ускользая, уклончиво. Она хотела приехать; я уклонился. Потеряю ее; и буду жалеть об этом». 22 августа она приезжает в «Каса Монте Табор», дождь льет как из ведра, от ураганного ветра рухнули мосты, а для Ремарка наступают дни безоблачного счастья. Полетт простодушна, «поет и смеется», она «действует благотворно». «Откровенный человек, от которого веет теплом».
Полетт Годдар была на двенадцать лет моложе Ремарка. Когда они познакомились ближе, необычайно красивая женщина уже сделала в Голливуде блестящую карьеру. Путь наверх был довольно типичным для кинобизнеса. Выступала в танцевальных ревю, подвизалась на второстепенных ролях в кино, пока ее не приметил Чарли Чаплин. Под руководством гениального актера и режиссера, который был сначала ее любовником, а затем мужем, она стала звездой экрана. В «Новых временах» (1936) и «Великом диктаторе» (1940) Чаплин сделал ее своей партнершей. И расставшись с ним, Полетт Годдар сыграла множество главных ролей, заработала много денег и считалась одной из красивейших женщин в столице американского киноискусства. Тогда лишь неизвестной еще Вивьен Ли удалось в последний момент опередить ее при решении вопроса, какой же знаменитости достанется желанная роль Скарлетт в «Унесенных ветром».
Когда начался роман с Ремарком, Полетт Годдар шел сорок первый год, она три раза была замужем, среди покоривших ее сердце был известный мексиканский художник Диего Ривера. Зенит своей карьеры она прошла в 1950-х, имела солидное состояние и могла считать себя вполне независимой — интеллигентная, уверенная в себе женщина, жизнерадостная и остроумная. В Голливуде она принадлежала к тем деятелям искусства, которые придерживались либеральных — идущих от Чаплина — взглядов, как в годы правления Рузвельта, так и в конце 1940-х, когда сенатор Маккарти начал охоту на коммунистов.
Сущая находка для Ремарка. Ни собственнического эгоцентризма Дитрих, ни чуть ли не патологической нервозности Наташи Палей. Ремарк нашел наконец спутницу жизни, которая не только любила его, но и не скрывала этого, а издержкам меланхоличного, нерешительного, трудного характера противопоставляла ласку и улыбку...
Дневник, письма и воспоминания очевидцев подтверждают, что союз Эриха Марии и Полетт был счастливым. Они любили путешествовать, отдавая предпочтение Риму и Венеции, ценили роскошь и взаимную независимость. Полетт проводила большую часть года в США, Ремарк в это время работал в Порто-Ронко. В Нью-Йорке у них были собственные апартаменты: у нее — в Ритц Тауэр на Парк-авеню, у него — в доме номер 30 на восточной части 57-й улицы. Полетт жила со своей матерью, Ремарку эта всегда блестяще выглядевшая пожилая дама тоже пришлась по сердцу. Полетт никогда не чувствовала себя в Порто-Ронко как дома. Она не принимала сколько-нибудь заметного участия в жизни селения, при всем нежелании выглядеть в глазах его жителей кинозвездой она оставалась ею, но последние годы своей жизни, после смерти Ремарка, провела именно там. Он гордился красотой своей жены, она восхищалась тем, что принесло ему всемирную известность. Полетт любила драгоценности и роскошные платья, он не скупился на подарки. Случались и размолвки, но не было выматывающих нервы, подрывающих здоровье драм.
Жизнь с Полетт изменила Ремарка. Депрессивность и склонность к мучительной рефлексии не исчезли, он продолжал пить. Но близость Полетт, возраст и недуги утихомирили его. Он чувствовал, что его любят, а не используют для каких-то целей, никто теперь не разжигал так легко вспыхивающую в нем ревность (небезосновательную в отношениях с Пумой и Наташей)... Как следствие Ремарк постепенно прекращает вести дневник, долгое время бывший островком в океане жизненных бурь. Он больше не нужен ему для обретения душевного равновесия.
Поначалу, когда Полетт приезжает к нему в Порто-Ронко в августе 1951 — го, Ремарку трудно привыкнуть к новой ситуации. Наташа еще бродит призраком в его мыслях, а мать и дочь Хорни слегка разочарованы тем, что в Нью-Йорке у писателя завязался очередной роман. «В замешательстве от того, как выглядит Бригитта. По моей вине. Ощущаю, чего ей хотелось бы, но дать этого не могу и потому прихожу в замешательство». Не ладятся отношения и с издательством Шерц. Его хозяин отклоняет рукопись «Искры жизни», не стесняясь в выражениях. Не нравится роман и дамам, они призывают Ремарка переработать рукопись. «Шерц от книги в ужасе. Хочу порвать договор... Карен: зачем же так деструктивно. Бригитта: не отклонить роман значило бы ждать реакции от немцев. Ворошить их память нельзя. Убийцы обычно чувствительны».
Звонят журналисты, желают получить интервью. «...сперва умоляют, потом сразу же дерзят». Речь о трех репортерах журнала «Шпигель», на вопросы которых он все-таки согласился ответить. И реагирует нервно: «Назвали меня журналистом с писательскими амбициями. Правда, и Толстого тоже. Старый, добрый интеллектуализм все-таки непотопляем. Думаю, что мое пребывание в Германии продлится недолго».
