Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

Отец будущего министра – Андрей Матвеевич Громыко – родился в 1876 году, мать – Ольга Евгеньевна Бекаревич (из соседнего села Железники) – в 1884-м. После русско-японской войны они обвенчались в громыкской Рождество-Богородицкой церкви Могилевской епархии. В некоторых документах указано, что прежде она была грекокатолической, но царское правительство не признавало униатской церкви, и униаты Западного края перешли в православие.

Западным краем в старой России называли губернии, вошедшие в состав империи после первого раздела Речи Посполитой в 1772 году.

Профессор, доктор исторических наук Леонид Сергеевич Васильев отмечал традиции этого региона: «Города находились под влиянием магдебургского права и были знакомы не с азиатско-восточным татарским, а с предбуржуазным образом существования, включая принцип городского самоуправления. Это важное знакомство, а затем воздействие уважительных к человеку католицизма и лютеранства на православных породили особую общность – полуправославных униатов-западенцев».

Андрей Матвеевич Громыко, окончив четыре класса церковно-приходской школы, поехал искать счастья за океан – в Канаду, что свидетельствовало о сильном характере и смелости. Нашел работу на лесозаготовках, выучил английский, но повредил руку, и пришлось вернуться домой. На родине его призвали в царскую армию. Он участвовал и в неудачной русско-японской войне 1904–1905 годов, и в Первой мировой, где служил под началом ставшего знаменитым генерала от кавалерии Алексея Алексеевича Брусилова.

Семейные традиции сформировали будущего министра. «Я почти не видел, чтобы мой отец не был занят какой-то работой, – вспоминал Андрей Андреевич. – Даже рассказывая, он не переставал что-то мастерить, строгать, починять, приводить в порядок скромные орудия крестьянского труда – соху, борону и прочее. Если не уходил на отхожий промысел, который продолжался, как правило, несколько месяцев, то он и тогда находил себе работу – заготавливал на зиму дрова, собирал в лесу валежник, выкорчевывал старые пни и доставлял все это к хате на лошаденке».

Такой же трудолюбивой была и мать: «На небольшом клочке земли она выращивала понемножку картофеля, капусты, огурцов, заботилась, чтобы посеять и вырастить лен, которому в хозяйстве отводилось важное место. Иначе не будет рубах, постельных принадлежностей, да и вообще худо будет с одеждой».

Андрей Андреевич – второй ребенок в семье. Первой на полтора года раньше родилась его старшая сестра Татьяна, но она рано умерла. Осталась сестра Мария. Двое младших братьев – Алексей и Федор – в Великую Отечественную погибли на фронте. Третий, Дмитрий, тоже воевал, но выжил; он трудился в Гомельском облисполкоме. Андрея Андреевича миновала чаша сия, он провел войну на дипломатической службе в далекой Америке.

Громыко вспоминал:

Когда я был малышом, можно сказать, еще пешком под стол ходил, услышал я как-то от бабушки необычное слово. Не помню, в чем я провинился, но она мне погрозила пальцем и сказала:

– Ах ты демократ! Зачем шалишь?

Родители А.А. Громыко: А.М. Громыко и О.Е. Бекаревич. 1905

[АВП РФ]

Дело происходило до революции, при царе, и она, знавшая понаслышке, что «демократов» сажают в тюрьмы, ссылают на каторгу, решила и меня припугнуть этим «страшным» словом. Потом, позже часто я слышал, если чуть что было не по-бабушкиному:

– Ах ты демократ!

Но я знал, что добрая бабушка не умеет сердиться. Поэтому для меня с детства слово «демократ» всегда звучало как ласковое и обязательно связанное с родным человеком.

Вот что определило его судьбу и из далекой деревни привело в Кремль – Громыко всегда хотел и любил учиться: «Бывало, спешишь домой из школы, а как только придешь, то сразу книгу в руки и стараешься найти какой-нибудь укромный угол, чтобы никто не мешал. Читаешь и обдумываешь все, что только сейчас узнал. А потом дальше читаешь и снова думаешь над строчками раскрытой страницы… Часто с книгой в руках в коротких перерывах между полевыми работами уходил в поле или в лесок, ложился на траву и мечтал».

Андрей Андреевич надеялся устроиться на известную спичечную фабрику «Везувий» (одно время она называлась «Пламя революции») под Гомелем, но мать ему говорила:

– Ты любишь книги, и учителя тебя хвалят. Наверное, тебе надо учиться… Может быть, выйдешь в люди.

«В начале 1923 года, – вспоминал Громыко, – комсомольцы избрали меня секретарем сельской комсомольской ячейки. Инструкции для ячеек в волости давались, естественно, волостным комитетом комсомола. Эти инструкции касались почти всех сторон жизни села. С каким энтузиазмом я читал получаемые из волостного комитета комсомола инструкции. Мне казалось, что я общаюсь чуть ли не с самим Карлом Марксом». Почтение к инструкциям сохранилось у Громыко, когда он стал министром.

Андрей Андреевич окончил семилетку, потом профессионально-техническую школу в соседнем Гомеле, сельскохозяйственный техникум в Борисове и, наконец, Белорусский государственный институт народного хозяйства в Минске.

Это было время борьбы против «старой буржуазной школы» за широкое внедрение политехнизации. Руководителям ведомства просвещения виделась такая картина: юноши и девушки не только грызут гранит науки за школьной партой, но и на практике изучают машины и станки, приобретают трудовые навыки, что позволит им сразу начать работать на заводе.

Открыли сеть фабрично-заводских училищ и школ крестьянской молодежи. С одной стороны, к учебе приобщились те, кто раньше оставался без образования. С другой, они заведомо могли рассчитывать лишь на весьма низкий уровень знаний, недостаточный для современного производства.

В учебные планы включали занятия по труду. Заводили школьные мастерские с примитивными слесарными и столярными инструментами, учились делать табуретки. Но уроки труда в средней школе оказались заведомо примитивными. Впустую растрачивалось учебное время.

«Нынешней молодежи, – отмечал Громыко, – мало что говорит так называемый “Дальтон-план”, но в мои студенческие годы в Борисове и Минске преподавание по методу, который лег в основу этого плана, практиковалось в учебных заведениях – и высших и средних… Я лично, да и большинство студентов и в средних учебных заведениях, и в высших эти педагогические эксперименты не одобряли. И очень хорошо, что скоро с ними было покончено».

«Дальтон-план» – американский (бригадно-лабораторный) метод, когда школьники сами планировали свою учебную работу, советуясь с учителем. В 1929–1931 годах Наркомат просвещения пытался внедрить в школу «метод проектов», позаимствованный в Соединенных Штатах. Школьники брались выполнить какое-то практическое задание (проект), с тем чтобы в ходе этой работы обрести необходимые навыки. А учителю оставалась роль консультанта. Цель – развитие самостоятельности. Но учителя были недовольны, доказывали, что страдает учебный процесс, да и сама советская система противилась излишней свободе школьников.

А партийное руководство выражало недовольство недостаточным уровнем политического воспитания молодежи. Требовало сконцентрировать усилия