Балтика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин
– А ну отворяй такой – сякой! – закричал он, подняв голову. – Я курьер, присланный от самой императрицы с самыми важными депешами!
– А к кому именно депеши? – спросили сверху недоверчиво.
– К инженеру-полковнику Лаврову! – назвал капитан первого, кого вспомнил из фридрихсгамских начальников.
Наверху вполголоса посовещались. Потом ворота заскрипели и приоткрылись. Караульный прапорщик откозырял курьеру и дал Тучкову солдата с фонарем, чтобы проводил до квартиры полковника. Лаврова Тучков знал шапочно, тот некогда служил в команде у его отца. Когда пришли, полковник уже изволил почивать. Солдат, постучав в дверь, доложил:
– Курьер от императрицы!
Надо ли говорить, что через минуту Лавров был на ногах, не каждый день полковникам царицы письма пишут! Обледеневшего Тучкова пустили в дом. Полковник прибывшего не узнал и долго не мог понять, зачем императрица прислала к нему курьера. Наконец, немного согревшись, Тучков смог говорить и рассказал Лаврову про свой обман. Тот посмеялся, велел налить страдальцу горячего пуншу и приготовить постель. Тем временем исправный караульный офицер уже доложил о прибытии курьера из Петербурга коменданту крепости. Тут уже за Тучкова заступился Лавров, и все сошло с рук. Следующим утром Тучков доложил о ситуации на острове Слизову. Тот сразу же послал барказ снимать со скалы людей и пушки.
На следующий день вся рота была уже в крепости. При перекличке из двухсот человек бомбардиров, с кем Тучков начинал компанию, в строю было лишь шесть десятков. Остальные полегли при Роченсальме да лежали по госпиталям с разными хворями. А вскоре пришла бумага – вести роту в Петербург на переформировку. Собрали свой скарб и побрели.
Столица встретила измученного артиллерийского капитана массой новостей. Много всякого говорили о французской революции. Столичные дамы носили теперь волосы до плеч, завитые на концах и обнажающие шею. Это называлось прическа «а ля Титус» в память казненных на гильотине. На артиллерийского капитана буквально обрушился вал всяческих новостей. Не мудрено, что Тучков, отдохнув у родителей, поспешил и на собрание любителей словесности, чтобы узнать, что новенького произошло и там. Встретили его с радостью. Разговоры велись теперь уж не столько о стихосложении, сколько о Французской революции, о матринистах и иллюминатах. Вполголоса поговаривали, что ныне все сходки запрещены. Затем член собрания Александр Радищев вручил каждому свою только что изданную книгу «Путешествие из Петербурга в Москву».
– Сия книга есть ода вольности российской! – сказал он Тучкову, на форзаце свою подпись ставя.
И процитировал:
О вольность! Вольность дар бесценный!
Позволь, чтоб раб тебя воспел…
Подарок все одобрили, обещали книгу прочитать и на следующем собрании свои мнения высказать. На том и разошлись. А спустя несколько дней Тучков узнал, что Радищев за свою возмутительную книгу арестован, сама книга у всех изымается, а всех ее читателей вызывают в Тайную канцелярию. Дошла очередь и до Тучкова. В дом постучал хмурый офицер и велел прибыть к самому начальнику тайной канцелярии генералу Шешковскому.
Отец, узнав об этом, на сына осерчал:
– Не знал я, Сережка, что служба дурь из твоей башки так и не выбила. Знал бы, порол бы чаще! Эх, позор-то какой на мои седины – сын-вольтерьянец!
Мать плакала в сторонке, причитая:
– Господи, может, еще обойдется!
Беседа с Шешковским оптимизма Тучкову, разумеется, не прибавила. Еще бы, все знали, что в подвалах Тайной канцелярии и немые говорить начинают. Домой капитана, правда, отпустили, но велели сидеть там и ждать своей участи. Никакой вины за собой Тучков не чувствовал, но в канцелярии Тайной почему-то думали иначе. Шел он домой по заснеженным петербургским улицам и думал с тоской, что лучше бы сидеть ему в мерзлой палатке на проклятой скале средь моря, чем в пыточной камере у кнутобойца Шешковского.
Все решилось через несколько дней, когда списки членов общества любителей словесности передали императрице. Никого прощать Екатерина на сей раз намерена не была. Всех членов собрания немедленно лишили должностей и велели убираться из столицы в деревни. Что касается Тучкова, то, дойдя до его имени, императрица лишь посмеялась:
– Этого молодого человека не трогайте. Чего его наказывать, когда он и так уже на галерах!
Из записок Тучкова: «Я надеялся, по крайней мере, пробыть до весны в Петербурге; но едва успел укомплектовать роту мою, как в марте месяце 1790 года велено было мне, присоединяя еще другую, выступить сухим путем и идти через Выборг паки в Фридрихсгам». Все, погулял капитан, теперь пора снова воевать!
Часть третья
Преодоление
Глава первая
Подвиг Фридрихсгама
Зима с 1789 на 1790 год была не в пример предыдущей переменчива. Морозы чередовались с оттепелью, да такой, что ревельский рейд большую часть зимы был свободен ото льда.
В политике никаких перемен к лучшему пока не было. По-прежнему продолжалась война с турками, по-прежнему интриговали Англия с Пруссией, а последняя к тому же на границах с Лифляндией держала целую армию. Обеспокоенная всем этим императрица Екатерина говорила в те дни в сердцах:
– Я чувствую себя, как при родах – ожидаю разрешения о мире или тройной войны!
Помимо всего прочего на Балтийском флоте зимой начались повальные болезни среди флагманов. Первым свалился контр-адмирал Ларион Повалишин. Едва приведя корабли в Кронштадт, он прохворал до самой весны. Следом за ним свалился Спиридов. Разом заболели, а может, просто решили отдохнуть в Петербурге от ратных дел обер-интендант Балле и граф Литта. Весьма недомогал и Петр Иванович Пущин. Из здоровых, как всегда, самым энергичным был Круз, да капитан над Кронштадтским портом Ефим Лупан- дин. В довершение всего Пущин в пух и прах разругался с Крузом. Первый, как известно, всегда отличался желчностью, а второй неуступчивостью. И, если ранее они, несмотря на это, даже дружили, то теперь нашла коса на камень.
Историк В. Головачев пишет: «Едва Круз получил назначение командовать всею выступавшей из Кронштадта эскадрой, как половина забот свалилась с плеч Петра Ивановича Пущина. Но зато и власть его уменьшилась, а вместе с тем явились и великие недочеты в портовом хозяйстве.
Каждый вечер Круз запрашивал своих офицеров:
– Что удалось добыть?
– Отпустили по штату куль худой да балясину чугунную! – отвечали те хмуро.
– Ежели не отдают добром, забирайте силой! – потеряв терпение, велел вице-адмирал. – Не для себя стараемся, для державы!
«Сразу же появились многочисленные и быстрые исполнители его приказов в лице нашей флотской молодежи. Морские офицеры рассыпались по порту и магазинам – сторожили каждую дверь и брали все, что им
