Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

– Я вам не могу доверять такое большое дело, – жестко заключил Косыгин. – Вам не следует заниматься больше протоколом.

Борис Колоколов вихрем вылетел из резиденции и помчался к египтянам. Оказалось, Косыгин напрасно гневался. Президентов Алжира и Судана принял сын покойного Насера. Вдова накануне ни с кем не могла разговаривать. Утром она пришла в себя и, как обещала, встретилась с Косыгиным. Алексей Николаевич не счел нужным выразить сожаление по поводу неоправданной вспышки гнева.

Громыко все это было крайне неприятно. Косыгин отдавать иностранные дела не хотел. Возмущался, если внешнеполитические вопросы обсуждали без него. Брежнева это постепенно стало раздражать. Он рассказывал своему окружению, как Косыгин поехал в Англию, позвонил оттуда:

– Ты знаешь, Леня, меня принимает сама королева, в старинном замке, который был заколочен много десятилетий, а теперь ради меня его открыли…

Брежнев покачал головой:

– Я ему говорю: «Алексей, приедешь – расскажешь». И положил трубку. Вот политик!

Громыко твердо встал на сторону Брежнева, вовлекая его в международные дела и отталкивая других. Министр доказывал, что все важные переговоры должен вести не глава правительства, а генеральный секретарь ЦК КПСС. Что касается протокола, то об этом можно договориться.

После ХХIV съезда партии, прошедшего в 1971 году, советские послы стали объяснять в странах пребывания, что все послания в Москву следует адресовать не Косыгину, а Брежневу.

Анатолий Сергеевич Черняев, в те годы заместитель заведующего международным отделом ЦК, оказавшись в кабинете Брежнева, стал свидетелем телефонного разговора генсека с Косыгиным. Леонид Ильич разговаривал, не снимая трубку, используя систему громкой связи, и присутствовавшие слышали весь разговор. Косыгин заговорил о предстоящем визите американского президента Ричарда Никсона в Москву:

– Посмотри, как Никсон обнаглел. Бомбит и бомбит Вьетнам. Сволочь. Слушай, Лень, а может быть, нам его визит отложить?

– Ну что ты!

– А что?! Бомба будет что надо!

– Бомба-то бомба, да кого она больше заденет?

– Да, пожалуй. Но надо ему написать, что ли.

– Да, кажется, у меня лежит какое-то письмо от Никсона. Я еще на него не ответил. Вот и воспользуюсь.

Брежнев тут же связался с Громыко:

– Ты знаешь, Косыгин предложил Никсона отложить. Бомба, говорит, будет.

– Да он что?! – Громыко, по словам Черняева, остолбенел, даже не сразу нашелся что ответить. Потом министр иностранных дел произнес целый монолог по поводу того, что «у этого Косыгина двадцать мнений на каждый день».

– Ну ладно, ладно, – сказал Брежнев. – Обговорим все на политбюро.

Позиция Громыко по внешнеполитическим вопросам была для Брежнева важнее мнения главы правительства.

Много лет проработавший в Министерстве иностранных дел Борис Дмитриевич Пядышев вспоминал (Международная жизнь. 2008. № 7), как со Смоленской площади его взяли на Старую площадь, в аппарат ЦК – в отдел по связям с коммунистическими и рабочими партиями соцстран, которым еще недавно руководил Юрий Андропов. Это было серьезное повышение, но Пядышев в ЦК поразился «строгостью и консерватизмом атмосферы»: «В МИД взаимоотношения сотрудников были куда более демократичными».

А Борису Пядышеву сделали еще более лестное предложение – поработать помощником по международным делам у председателя Совета министров СССР Алексея Николаевича Косыгина. Серьезный пост, с перспективой. Но в правительстве Пядышев трудился совсем недолго.

К нему заглянул Борис Бацанов, который стал начальником секретариата председателя Совета министров:

– Борис, дорогой, крепись. Удача часто ходит рука об руку с испытанием.

Пядышев:

Философский заход Бориса Терентьевича, который обычно лишних слов не тратил и не любил ненужных рассуждений, сразу же с небес спустил меня на землю. Я понял, что последует что-то серьезное.

Борис Терентьевич продолжал:

– К сожалению, из, как говорится, компетентных органов нам сообщили, что при оформлении тебя на должность помощника председателя Совета министров не были выполнены все необходимые требования, и решение Инстанции о назначении на должность помощника председателя Совета министров СССР отозвано.

Гром среди ясного неба. Не знаю, правда, кто более был обескуражен: я или сам Бацанов, которому пришлось исполнить эту неприятную миссию. Как и положено в драматургической классике, воцарилось молчание.

То, что где-то, в каких-то компетентных органах чего-то недопроверили, недосмотрели, – это была полная чушь. В конце концов, Пядышев пришел в Кремль не с улицы. Пришел из ЦК КПСС, где несколько лет работал в Отделе по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран. Самые большие секреты хранились как раз там.

На Старую площадь (таково было ходовое обозначение ЦК КПСС) был взят из Министерства иностранных дел СССР с должности заместителя заведующего Отделом печати, одним из ключевых подразделений министерства. Уж там фильтр для отбора на работу самый жесткий. Когда последовало предложение со Старой площади перейти на работу в аппарат ЦК КПСС, не надо быть особо догадливым, чтобы предположить, что под микроскопом рассматривались все этапы и зигзаги жизненного пути принимаемого на службу в эту «святая святых». Когда же мне передали предложение от А.Н. Косыгина перейти на работу к нему, в Кремль, и я ответил согласием, насколько припоминаю, около двух месяцев ушло на оформление документов.

Дело, конечно, было не в чьей-то бюрократической промашке.

Не в личности принимаемого на работу к председателю Совета министров СССР.

Дело было в другом.

Борис Пядышев вспомнил, как через несколько дней после назначения в аппарат Косыгина ему позвонил старший помощник министра иностранных дел Василий Макаров:

– Слушай, Борис, вы там не очень мудрите с внешней политикой. Дипломатией есть кому заняться. Если надо что, мы вам скажем. Занимайтесь экономической реформой, подъемом промышленного производства, увеличением надоя молока. А мировыми делами есть кому заняться.

Пядышев:

Василий Георгиевич был грубоватым человеком. В МИД его называли «Василий Темный», в выборе слов и выражений не стеснялся. Этим он и подходил министру. Более надежного хранителя спокойствия у дверей, ведущих в министерский кабинет, сыскать было трудно. Бестактные поучения Макаров излагал мне, понятно, не от своего имени.

Желание оттеснить председателя Совета министров СССР от внешнеполитических дел, отодвинуть его на обочину большой политики секрета не составляло… Ну а коли так, то не нужна и должность помощника председателя Совета министров СССР по внешнеполитическим вопросам. Постановлением Инстанции ее ликвидировали.

Член политбюро и председатель Совета министров СССР Косыгин ничего не мог поделать… Борис Пядышев на всю жизнь запомнил последний день работы помощником главы правительства – 29 августа 1975 года. Алексей Николаевич попрощался с ним:

– Очень жаль, что так получилось. У нас как будто бы хорошо пошла работа. Но вы не расстраивайтесь. У всякого такое может быть, у некоторых бывает хуже…

Пядышев:

В правящей верхушке, в Политбюро, нужно было держаться не сказать чтобы по принципам «стаи», но