Русские государи в любви и супружестве - Николай Федорович Шахмагонов
После выхода в отставку остался в Петербурге, где получил должность таможенного смотрителя на пакгаузе. Конечно, новоиспеченному дворянину не очень легко было войти в изысканное столичное дворянское общество, к тому же сплошь помешанное на западничестве и донельзя зараженное вольнодумством. Был он, как и всякий честный солдат, приверженцем государя и не понимал мнимых прелестей западного безвластия, под личиной которого скрывалась жестокосердная тайная власть темных сил. Ему оказалось ближе общество купеческое, которое, может быть, и не отличалось особой манерностью, но, как принадлежавшее к среднему классу, обычно наиболее патриотичному, стояло за твердый порядок в Державе.
В этом обществе и познакомился Алексей Степанович с очаровательной (красоту Елене Алексеевне было от кого наследовать) дочерью купеческой Ксенией Ефимовной Демидовой. Алексей Степанович смог зажечь сердце красавицы, поскольку был не только роста гвардейского и сложения богатырского, но и умом и даже внутренней культурой выгодно отличался от остальных женихов, увивавшихся возле богатой невесты.
Без памяти влюбленный в красавицу Ксению, Каретников с трепетом просил ее руки и получил согласие как самой невесты, так и ее богатого и властного родителя. Демидов дал за дочерью хорошее приданое, и молодые Каретниковы решили перебраться в деревню, где сделаться добрыми русскими помещиками и заняться воспитанием детей.
Алексея Степановича, естественно, притягивало родное Кимборово, и он уговорил наследников своего бывшего барина уступить деревеньку за сходную цену. Так и оказался на Смоленщине, да не один, а с красавицей женой. Провинциальное общество не было столь чванливым, как столичное, – соседи приняли Каретниковых тепло и радушно, а новый кимборовский помещик отплатил им тем, что внес новую, живую струю в провинциальную рутину. Приобщившись еще во время службы государевой к пению и музыке, Алексей Степанович создал в своем поместье небольшую хоровую капеллу, завел музыкантов, и на балах в его доме было всегда одновременно и ярче, и веселее, и в то же время проще и уютнее, чем у других. Не забывал Алексей Степанович и о том, что вышел он не из барского сословия, а потому всегда готов был прийти на помощь бедным, да и просто попавшим в беду людям, никогда не обходил вниманием нищих.
Молва о хлебосольном помещике, интересном собеседнике, блестящем рассказчике быстро облетела округу, а со временем к этой молве прибавилась и молва другая – молва о необыкновенно красивой дочери, выдавшейся в признанную уже на Смоленщине красавицу мать.
Среди соседей тотчас же нашлись и женихи, средь которых, правда, достойных не наблюдалось. Особенно досаждал один – отставной капитан Михаил Кузьмич Пржевальский, человек, по описаниям, «высокого роста, худой, болезненный и некрасивый, с мутными глазами и колтуном на голове», да к тому же еще и бедный. Бедность конечно же не порок, особенно в представлении Алексея Степановича. И вовсе не бедность жениха отвращала от него и саму невесту Аленушку, и ее отца, а прочие вышепоименованные качества этого настырного претендента.
Род Пржевальских восходил к запорожскому казаку Корнилу Анисимовичу Паровальскому, поступившему в середине XVI века на службу к ляхам, угнетавшим окраинные, или, как их именовали, украйные, земли Малороссии, постепенно получившие название Украйны, а затем и Украины. Паровальский успел отличиться не только в боях с малороссами, но за «доблести» при разорении Полоцка и Великих Лук польский король Стефан Баторий в ноябре 1581 года возвел его в шляхетство и пожаловал гербом «Лук», а фамилию повелел изменить на Пржевальский. В переводе с польского означает она – «идущий на пролом». И хотя этот идущий на пролом был осыпан множеством милостей, в числе которых жалование в 1581 году «пяти служб людей» в Сурожской и Велижской волостях, потомки его не пожелали ходить на пролом против России.
У Казимира Фомича Пржевальского, отца уже упомянутого нами незадачливого претендента на роль жениха Елены Каретниковой, что-то не сложилось с ляхами. Определенный на обучение в Полоцкую иезуитскую школу, он неожиданно бросил учебу и бежал в Россию, воевать с которой в то время стало весьма и весьма опасно, а тем более совсем не прибыльно. Безвозвратно минули те времена, когда поляки бесчинствовали в русских пределах. Брат Казимира Франц Фомич уже служил в Русской армии, воевал против Наполеона в чине майора. За отличие при Тарутине он был награжден орденом Св. Анны 4-го класса, позже был дважды ранен, но неизменно возвращался в строй. Очевидно, не без его влияния перешел Казимир на сторону России и при крещении в православную веру стал Кузьмой Фомичем.
Дослужился до штаб-капитанского чина и сын его Михаил. В 1835 году он вышел в отставку по болезни и поселился в Ельнинском уезде, где отец его Кузьма Фомич служил управляющим у помещика Пилибина.
И вот в 1837 году Михаил Пржевальский дерзнул просить руки Елены Алексеевны. Алексей Степанович был так возмущен, что не только отверг это предложение, но и вообще отказал Пржевальскому от дома.
Обратимся теперь к другому участнику описываемых событий, к наследнику престола великому князю Александру Николаевичу. Император Николай Первый был очень недоволен постоянными любовными увлечениями сына. Цесаревич уже в пятнадцать лет ухаживал за фрейлиной матери Натальей Николаевной Бороздиной, которая была старше его на два года. И ухаживание его имели успех. Не обходил вниманием и других фрейлин.
Так, в январе 1837 года, когда ему было уже девятнадцать, избранницей его снова стала фрейлина матери, на этот раз красавица Ольга Калиновская, полячка.
И тогда император Николай Первый решил отправить сына в путешествие по России.
Увлечение Ольгой Калиновской было достаточно сильным. Младшая сестра цесаревича писала по этому поводу: «Саша уезжал с тяжелым сердцем. Он был влюблен в Ольгу Калиновскую и боялся, что во время его отсутствия ее выдадут замуж».
Тем не менее император все же надеялся, что путешествие излечит сына от этой любви.
2 мая 1837 года кортеж великого князя выехал из столицы. Наследника престола сопровождал поэт Василий Андреевич Жуковский.
Не случайно.