Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

Многие партийные чиновники выступали против сближения с западными немцами, хотя боялись высказывать это публично. Член политбюро и первый секретарь ЦК компартии Украины Петр Шелест записал в дневнике: «В “Литературной газете” появился снимок: Брежнев, Брандт и его супруга стоят под руку, улыбаются. Кому это нужно, неужели мы такие “друзья и приятели”, чтобы это так рекламировать в нашей печати?»

Генерал Кеворков рассказывал, что получил в резидентуре советской разведки чемоданчик с большой суммой в немецких марках с заданием передать деньги Эгону Бару – для подкупа депутатов от оппозиции. Передать деньги не удалось, и генерал вернул чемоданчик в резидентуру…

Все так увлеклись шпионскими версиями этой драматической истории, что упустили из виду реальный ход событий. Дело не только в том, что невозможно представить Эгона Бара берущим чемоданчик с деньгами. Консервативная оппозиция после стольких лет холодной войны не доверяла Советскому Союзу. Опасалась, что Московский договор ставит под сомнение право немецкого народа на воссоединение. Поэтому западногерманские и советские дипломаты провели дополнительные переговоры, и Москва признала, что не возражает против изменения межгерманской границы мирным путем по обоюдному согласию – иначе говоря, после объединения Германии. Громыко явно не хотел этого делать, но, надо понимать, настоял Брежнев.

Министр иностранных дел СССР А.А. Громыко, министр иностранных дел ФРГ Г. Геншер на террасе домика для гостей Федерального министерства иностранных дел ФРГ. 4 мая 1978

[РГАСПИ]

Тогда бундестаг принял заявление, которое предопределило ратификацию восточных договоров. Депутаты зафиксировали позицию ФРГ: восточные договоры исходят из реально существующих на сегодняшний день границ, изменение которых в одностороннем порядке исключается. Но эти документы не лишают немецкий народ неотъемлемого права на самоопределение и не препятствуют в дальнейшем урегулированию ситуации путем заключения мирного договора…

Конституционный суд ФРГ признал восточные договоры соответствующими конституции. После этого руководитель фракции ХДС/ХСС в бундестаге Райнер Барцель призвал оппозицию не голосовать против ратификации договоров.

Первый секретарь ЦК СЕПГ В. Ульбрихт после церемонии вручения ордена Карла Маркса от имени ЦК СЕПГ министру обороны СССР А.А. Гречко. 13 марта 1971

[ТАСС]

В 1973 году Леонид Ильич Брежнев приехал в ФРГ.

Андреас Майер-Ландрут:

Брежнева разместили в уже несколько лет не принимавшем посетителей отеле-люкс «Петерсберг», расположенном над Кёнигсвинтером, откуда открывается изумительный вид на Рейн. Там останавливался британский премьер-министр Чемберлен, когда прилетел к Гитлеру в 1938 году…

Здесь произошла знаменитая история с подаренным Брежневу спортивным «мерседесом». Брежнев, азартный водитель, промчавшись почти до конца ведущего в долину серпантина, с такой силой врезался в поребрик на обочине, что пробил картер двигателя, и машину пришлось заменить.

С типичной беспардонностью того слоя советских функционеров, которые считали, что капиталистов нужно обдирать как липку, где только можно, посол Фалин выразил нам пожелания относительно цвета лакового покрытия и дополнительных удобств нового «мерседеса».

Л.И. Брежнев, первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС Г.С. Золотухин, член ЦК КПСС посол СССР в ГДР П.А. Абрасимов во время осмотра выставки советских экспортных товаров. 17 июня 1970

[ТАСС]

На фоне брандтовской разрядки Громыко удалось договориться и по самому болезненному вопросу – берлинскому.

В Бонне исходили из того, что Западный Берлин – часть Федеративной Республики. Власти ГДР доказывали, что это не так.

Вальтер Ульбрихт был недоволен тем, что Москва сохранила представителям оккупационной администрации трех западных держав беспрепятственный доступ в Восточный Берлин. Советские дипломаты докладывали в Москву, что власти ГДР постоянно чинят препятствия американцам – словно нарочно, чтобы повредить отношениям СССР с США. Ульбрихт явочным порядком пытался сорвать любое советское сотрудничество с западными странами в Берлине.

Громыко же считал необходимым договариваться. И в марте 1970 года начались переговоры по Западному Берлину. С советской стороны их вел посол в ГДР Петр Андреевич Абрасимов, недавний крупный партийный работник. Формально он подчинялся министру иностранных дел Громыко. В реальности обращался напрямую к членам политбюро и самому генеральному секретарю. Андрей Андреевич вынужден был с этим считаться.

В годы войны Абрасимов – близкий помощник начальника штаба партизанского движения Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко. После войны – секретарь ЦК компартии Белоруссии. На дипломатической работе оказался, потому что хозяин ГДР настойчиво просил сменить советского посла Первухина.

Петр Абрасимов работал первым секретарем Смоленского обкома. Его срочно вызвали в ЦК. Он приехал в столицу на машине. В приемной просидел около трех часов. Наконец его вызвали на заседание Президиума ЦК. Он предполагал, что речь пойдет о новой работе. Но назначение оказалось совсем уж неожиданным.

«Абрасимову, – вспоминал работавший в посольстве в Берлине Юлий Квицинский, – было пятьдесят лет, он был в расцвете сил и энергии и был человеком, который быстро шел в гору. Вопросы решал быстро и напористо… Был очень строг и требователен, а иногда и непредсказуем в своих решениях и поступках. Со временем я начал понимать, что, имея за плечами огромный опыт партийно-аппаратной работы, он “вычисляет” зачастую такие возможные коварные замыслы и ходы у других, до каких мне сразу было бы и не додуматься».

В декабре 1962 года Петр Андреевич прибыл в Берлин принимать дела. Первый секретарь ЦК СЕПГ Вальтер Ульбрихт поинтересовался у нового посла, как ему нравится аппарат посольства. Абрасимов насторожился:

– У вас к кому-то есть претензии?

– Нет, – с некоторой ленью в голосе ответил Ульбрихт. – Просто, когда приходишь на новое место, лучше всего сменить сразу весь аппарат. Оно надежнее, когда вокруг только люди, вами подобранные и обязанные всем лично вам. Я всегда так поступал…

«Властолюбивый и коварный в отношении своих подчиненных, – таким запомнил Абрасимова один из лучших знатоков немецкого языка Александр Яковлевич Богомолов, который попеременно работал то в аппарате ЦК КПСС, то в посольстве в Восточном Берлине, – но подхалим по отношению к тем, кто в то время стоял выше него на иерархической лестнице».

Абрасимова называли смесью интеллигента и бульдозера. В Берлине его персона вызвала отторжение едва ли не с момента приезда. Его обвиняли в высокомерии, пренебрежительном отношении к руководителям Восточной Германии, злоупотреблении служебным положением. Посол без колебаний звонил по правительственному телефону главе правительства ГДР, даже если дело касалось покраски забора. Из иностранных языков он знал только польский – как выходец из Белоруссии. Но любил произнести какую-нибудь фразу по-немецки, которую заранее выучил.

Квицинский:

Когда мы втроем – В.С. Семенов, В.М. Фалин и я – пришли с планом действий по Западному Берлину к А.А. Громыко, он долго читал его, нерешительно крутил в руках, а потом рассердился.

– Кто поймет, что вы тут понаписали? – в раздраженном тоне обратился он к нам. – Абракадабра, алгебра какая-то!