Три минуты истории - Александр Дмитриевич Сабов

настоящее чудо: «мессершмитт» оказался у него в прицеле. Де Сен-Фалль не успел нажать на гашетку, как фашистский ястреб вдруг взорвался и с ревом пошел к земле. Он осмотрелся по сторонам: никого! Да кто же его подбил? И тут он почувствовал удар в свой самолет, один, другой, но «як» не потерял управления, слушался руля. Опять никого нигде не было. Где же аэродром, как запоминают асы дорогу? Вон та деревенька, была она раньше или нет? А этот лесок, откуда он взялся? Хорошо еще, в России обсаживают деревьями дороги — зимой и летом по этим стрелкам виден сверху путь. Но развилки дорог сбивали де Сен-Фалля с маршрута. И тут «як» забарахлил, он с ужасом увидел — стрелка бензобака села, значит, пробило бак. Ну, полковник, вот теперь бы я показал вам ваше любимое акро! Уж как я боялся крохотных аэродромов размером с носовой платочек, зато теперь у меня вон сколько простора — хоть на лес садись, хоть на деревню, хоть вон в тот овраг. Картофельное поле было еще не самое худшее из всех возможных сюрпризов земли. Самолет его рыл фюзеляжем землю, пыль поднялась столбом; он больно ударился обо что-то лицом, но все же самолет остановил и даже, кажется, спас его. Только открыть капот уже не мог. Пыль медленно рассеялась, и тогда он увидел, как если бы в размутняющемся проявителе проступило изображение, крестьян, терпеливо ждущих, когда в этом содоме хоть что-то станет видно. По лицу текла кровь, губы были разбиты, раскалывалась голова, но счастливым ударом екнуло сердце от мысли: а все-таки летел-то он правильно, летел домой… На память о первом бое остался ему снимок, не с неба, а с земли: крестьянская семья в 15 душ усадила французского летчика, хозяин встал рядом и положил ему руку на плечо, ребенок забрался на колени, рядом села хозяйская дочка, и у де Сен-Фалля прямо раздваивается зрение, куда же глядеть — на дочку или в аппарат? Так и запечатлелось для истории.

Когда вернулся в часть, Марсель Альбер ему сказал:

— Поздравляю, де Сен-Фалль, первый «мессер» на вашем счету.

Разбитыми губами он возразил:

— Я не выстрелил. Я даже не выстрелил. Вот привезут мой самолет, и вы увидите: все патроны целы.

Потом он собьет не один вражеский самолет. Наступит день, когда он налетает свои 400 часов, а потом еще много раз по 400. Наступит даже такой день, когда Пуйяд готов будет лететь с ним в паре — ведущим или ведомым, как угодно.

Каждый народ чужие имена и понятия переводит на свой язык. Поле, на котором акробатически сел де Сен-Фалль, в деревне поныне зовут: поле Якова. Ну, то самое, которое в войну французский летчик Яков на своем «яке» вспахал. Хорошо вспахал, спасибо ему. И еще в деревне остались навсегда уверены, что это их Яков сбил немецкий самолет, там вам поныне покажут ямку, где он упал.

Пока Пьер Матра, шедший вслед за ним по Европе, добрался в «Нормандию», де Сен-Фалль успел уже главное: незнакомое небо связалось с незнакомой землей. Хуторок под взгорком говорил ему об излюбленных здесь направлениях ветров, кладбище показывало, где какая сторона света, одиноко мерцающий внизу светлячок, лишь потому, что сделался привычным, давал ему в темных просторах чувство опоры и помогал сверять курс.

В 19 часов 30 минут чья-то патрульная пара по тревоге поднялась в воздух. Через полчаса она вернулась в Дубровку. «Никаких происшествий», — записал капитан де Панж.

И вдруг спохватился: «Ну надо же! Чуть вообще не забыл сообщить о событии, которое наложило такой важный отпечаток на нынешний день. 6 июня 1944 года: открыт второй фронт». Открыт на северном французском побережье, в Нормандии, чье имя носит полк.

Крестьянская семья, приютившая Жака де Сен-Фалля

Полк стоял на аэродроме в Дубровке. Таким пополнениям, как Матра, как братья Шалль, в полку несказанно бывали рады, потому что если и видно летчика по документам, то еще лучше его видно в небе. Птица или птенец — об этом ведь судят по их полету. Пьер Матра был, конечно, ас. Но не успел ас разлетаться, как командир третьей эскадрильи лейтенант Марсель Лефевр, имевший уже 11 побед, вернулся на землю огненным вихрем. Обгоревшего, полуживого, летчики отбили его у пламени. Срочным транспортом Лефевра отправили в госпиталь, в Москву. Полковник Пуйяд вызвал Пьера Матра:

— Принимайте, майор, третью эскадрилью!

Они построились для знакомства с новым командиром. Роже Панверн. Шарль Микель. Морис Шалль. Шарль Монье. Франсуа де Жоффр. Фернан Пьерро. Жан Лемартело. Габриель Мертцизен… Каждый, называя себя, опускал глаза. Только Шалль был, как он, новичок.

Когда ты, человек, еще никому не известный, сменяешь выбывшего из строя, прославленного и любимого командира, и не сказать, как это тяжело. За год, что останется воевать Матра, его эскадрилья добудет больше всего побед. Увы, скажет мне Матра, и цена потерь выйдет немалая… Роже Панверн. Шарль Микель. Морис Шалль. Он проглотит комок и добавит: Марсель Лефевр.

«Вечером, в девять часов, в Дубровке сел самолет, прилетевший из Москвы. Весть, которую привезли товарищи, поразила нас как громом. Наш прекрасный друг и брат по оружию, лейтенант Лефевр, так высоко поднявший славу французской трехцветной кокарды, прославленный летчик и командир, столько раз выходивший победителем в боях, так любимый нами за беззаветную преданность небу, умер от ожогов на руках капитана Дельфино. Франция, ты потеряла выдающегося летчика и сына». Это запись в походном дневнике полка от 7 июня 1977 года. Капитан Жан де Панж не подыскивал слов, чтобы выразить общее горе, — они сами стучались к нему в сердце.

Лейтенант Марсель Лефевр

Вернувшиеся из Москвы летчики, когда был сказан горький тост в память павшего, поведали, как на кладбище за их спинами взвод советских бойцов дал в небо прощальный салют. Кто прислал этот взвод? «Не знаю», — сказал капитан Дельфино. Тогда еще не могли они знать и другого: что маршал авиации А. А. Новиков распорядился подготовить документы о представлении Марселя Лефевра к званию Героя Советского Союза.

Потери и обретения, им нет на войне конца. «Старшина де Жоффр вернулся в полк, — продолжал де Панж записи того же июньского дня. — Подбитый над Витебском зенитным огнем врага, он вынужден был сесть на брюхо среди поля».

Летчики никогда не теряют надежды на возвращение пропавших без вести друзей. Переводчик полка Игорь Эйхенбаум — в просторечии Бум — однажды по делам службы