«Экс» и «Нео»: разноликие правые - Александр Дмитриевич Сабов

— Если вы сумеете представить документы о том, что он все-таки «знал», если найдете свидетелей, которых он пытал лично…

Кларсфельды перевернули небо и землю. Через несколько месяцев Беата вернулась со свидетелями и документами. В октябре 1971 года Людольф снова открыл следствие по делу Клауса Барбье о преступлениях против человечества.

Он достал из сейфа две фотографии. На одной шеф гестапо в Лионе был снят в 1943 году, другая, опубликованная в боливийском журнале в 1968 году, представляла группу коммерсантов в кафе «Ла-Пас» с облысевшим господином в центре. Он? Антропометрическая экспертиза почти не оставляла сомнений, но доказательством служить не могла. Да и как найти иголку в стоге сена?

Как охотник, внезапно почувствовавший себя в прицеле пары холодных, ненавидящих глаз, в Боливии Беата сразу поняла, что встала на верную тропу. Уже много раз она испытывала на себе такой взгляд и не могла ошибиться в оценке расстояния. Да, он был рядом. Фальшивый Альтман, подлинный Барбье.

По подсчетам Кларсфельдов, в ФРГ в начале 70-х годов проживало около трехсот нацистских преступников, не ответивших за свои преступления против человечества — ни собственно перед человечеством, ни перед народами Франции или ФРГ. Дело Беаты Кларсфельд стало, разумеется, делом Курта Лишки. После пощечины канцлеру Ки-зингеру это был второй случай, когда общественное внимание вновь было привлечено к безнаказанности эсэсовских убийц. Но долог, очень долог был путь к победе: только в 1975 году бундестаг ратифицировал конвенцию о судебном преследовании в ФРГ нацистских преступников, совершивших злодеяния на французской земле.

— Итак, вы победили, — сказал я. — Однако через год опять устроили скандал. В 1976 году вас побили в пивной «Бюргербрау-келлер». Было такое, адвокат?

— Было! — оживился Кларсфельд. — И замечательно сделали, что побили!

— ?!

— Все просто, — пояснил адвокат. — Тогда неонацисты Западной Германии по той же точно схеме, которую когда-то придумал Геббельс, — с юга на север страны в больших городах — наметили провести крупные пропагандистские сборища. Впервые после войны с таким размахом. Темы: «Амнистия для так называемых преступников войны», «Наши герои и ненависть победителей», «Правда об Освенциме» и т. д. Первое из них и было намечено провести в мюнхенской пивной, где когда-то Гитлер устроил «пивной путч». Мы решили его сорвать. Я проник внутрь по журналистскому удостоверению. Беате и двум нашим. Разве мы замечаем бег минуты между прошлым и будущим, сосредоточившись на мысли о них?

В сухих листах выцветших документов мне слышалось шуршание, до предела напрягающее слух змеелова.

СОЛДАТ, КОТОРЫЙ НЕ БЫЛ ГЕРОЕМ РЕЙХА

Германский военный уголовный кодекс

(от 10 октября 1940 г.)

Статья 47. Если при выполнении приказа по службе нарушается Кодекс, ответственность за это несет лишь то вышестоящее лицо, которое отдало указанный приказ. Однако подчиненный может быть подвергнут наказанию как соучастник:

1. если он превысил свои полномочия.

2. или если ему было известно, что приказ вышестоящего лица преследовал преступные цели как гражданского, так и военного характера.

В случае, если степень вины подчиненного незначительна, он может быть освобожден от наказания.

Вслед за обер-лейтенантом Клаусом Хёрнигом к месту его нового назначения, в расположенный в Польше батальон майора Дрейера, прибыло и его «личное дело».

Хёрниг был прямо-таки образцовым арийцем: белокур, атлетичен, голубые глаза, рост 1,83 м. Над последней записью в его деле майор даже улыбнулся: Хёрниг ослушался командира училища офицеров полиции, где он преподавал право, отказавшись принять участие в патриотической операции «Лебенсборн»[25]. И сослался при этом на свои религиозные и моральные убеждения, а также на статью 47 уголовного кодекса. Майор Дрейер так туманно представлял себе эту статью, что приказал адъютанту немедленно принести ему кодекс. Прочитал, задумался. Да, только законника и моралиста не хватало в батальоне…

«Публично оскорблял руководителей партии» — более ранняя запись. Майор внимательно вник и в этот инцидент, давший гестапо повод для такой грозной формулировки. И поразился: так уж и «руководителей партии»! Дело происходило 22 июня 1934 г. Обергруппенфюрер штурмовиков Эдмонд Хейнц со всей своей свитой ввалился в кафе, куда Хёрниг после вечернего спектакля (слушал оперу «Тангейзер») зашел выпить чашечку кофе. К нему подсел брат Хейнца. Они, штурмовики, давно заприметили Хёрнига и навели о нем справки. Снял бы он к чертям собачьим эту полицейскую форму, шел бы к ним в отряд! Сразу откроется блестящая карьера: брат зовет его к себе заместителем начальника отряда.

«Свидетельствую вашему брату мое почтение и прошу вас передать ему, что карьера, которую надо делать не головой, а противоположной частью тела, меня совершенно не интересует», — сказал Хёрниг в ответ.

И как его выпустили оттуда живым? Этот Хёрниг явно родился в рубашке: запись об «оскорблении руководителей партии» сделана была через два дня после инцидента, а еще через неделю, 30 июня, в Германии разразилась «ночь длинных ножей». Обвиненный в заговоре против фюрера и гомосексуализме, вождь штурмовиков Рем был убит; всякие там хейнцы, конечно, притихли и на коленях поползли служить новым вождям. Повезло же этому Хёр-нигу: уклонился от «блестящей карьеры» перед самой грозой! Впрочем, «ночь длинных ножей» задела и его. К досье Хёрнига была пришпилена копия досье еще некоего Эриха Клаузенера. Это дядя Хёрнига; он староста католической общины Берлина; покровительствовал племяннику с его младых ногтей; «открытый противник нацизма»; в «ночь длинных ножей» был изрешечен пулями; прах его отослан родне… Вот, значит, откуда у прибывшего в батальон обер-лейтенанта эти «религиозные» и «моральные» принципы! Майор сказал себе: ладно, посмотрим.

1 ноября 1941 года майор Дрейер вызвал обер-лейтенанта Хёрнига и приказал ему со своим взводом отправиться в лес недалеко от города Замосьц[26] и расстрелять в затылок — он подчеркнул: «в затылок!» — 780 советских военнопленных солдат и офицеров.

Обер-лейтенант вытянулся по стойке смирно. Но, как оказалось, вовсе не в знак повиновения. Он сказал:

— Я офицер вермахта, а не гестапо. Приказов по ведомству Гиммлера я исполнять не буду.

Майор взял со стола и молча протянул обер-лейтенанту приказ главнокомандующего вооруженными силами Германии маршала фон Браухича об обращении с попавшими в плен комиссарами Красной Армии. Приказ, написанный уже через две недели после начала военной кампании в России, в частности, гласил: «Экзекуции над политическими комиссарами должны производиться в местах, удаленных от района военных действий, чтобы не привлекать к ним лишнего внимания, и исполняться под командованием офицера вермахта».

Хёрниг возразил, что этот приказ противоречит элементарным нормам человеческой морали и Женевской конвенции об обращении с военнопленными, а также статье 47 военного уголовного кодекса Германии. Не