Том 8. Литературная критика и публицистика - Генрих Манн
Во время олимпийских игр эти вельможи устроили помпезные празднества, демонстрируя перед гостями роскошь и изобилие. Пусть-ка они попробуют теперь рассказать у себя дома, что у этого режима дела идут не блестяще. Между тем красноречивые признания самих фюреров более чем убедительно доказывают, что, планируя блицкриг в Европе, они прежде всего рассчитывают на голод своего народа. Этой же цели служат и остальные мероприятия, например идеологическая подготовка. Немецкий народ должен проникнуться сознанием, что он живет лишь для того, чтобы завоевать весь мир. Немецкие университеты опустошены, они утратили свое значение и былой вес; разные личности, зачастую не имеющие даже ученой степени, преподают там единственную науку, которую фашистский режим считает важной и полезной: науку воевать. Этому начинают обучаться уже в школе. Поэтому даже спорт в такой стране превращается в фанатичную, непристойную схватку, напоминающую национальный эксгибиционизм.
Что касается международной политики нацистской Германии, то она тоже постепенно начинает проясняться; все ее усилия направлены на раскол Европы и подрыв ее основания. А на чем ином зиждется Европа, как не на законности своих свободно избранных народом правительств. Мы видели, как вело себя незаконное берлинское правительство по отношению к законному правительству в Мадриде, а ведь это была всего лишь прелюдия. Берлин в любой момент готов предъявить то же обвинение в «большевизме» и другим правительствам. Ибо каждый, кто препятствует нацистам в осуществлении их планов завоевания мирового господства, уже является в их глазах большевиком. Наиболее большевизированной страной в Европе, по мнению гитлеровской Германии, является Франция, — ибо она способна оказать сопротивление. Вся сила и хитрость гитлеровской политики направлена главным образом против Франции. Сила — это вооруженное вмешательство в дела Испании. Хитрость — это когда Франции дают понять, что желанный мир она сможет легко получить, если только… будет вести себя спокойно и жить своими обычаями и культурой. Но какой смысл приобретает слово «культура» в устах поработителя, презирающего человечество?! Наверняка, самая большая глупость, с его точки зрения, — это культура.
Прекрасная система будущего мирового порядка, разработанная фирмой «Третья империя», имеет трещины. Вся их честная компания вообще не способна понять, в чем состоит смысл и цель идеи всеобщего мира, которую отстаивают передовые народы. Эти примитивы во всем усматривают лишь нерешительность и спекулируют на том, что нации, эволюция которых, по их мнению, окончена, не способны больше на решительные действия в случае необходимости. На самом же деле мир, к которому стремится Европа, и есть не что иное, как результат действий и обновления. Как раз он-то и свидетельствует о рождении нового мировоззрения, перед которым открывается будущее, между тем как старая милитаристская идеология продолжает вращаться в своей прежней орбите. Завоевание мира, избранная раса, культ фатализма — все это старо и запоздало и ни к чему, кроме катастроф, не приведет. Первой катастрофой было бы тотальное и окончательное падение нации, которая, к своему несчастью, поддалась влиянию прогнившей идеологии. Здесь следует подробнее остановиться на одной личности, которая претендует на руководство Германией. Разве не видно, что за устаревший тип этот фюрер? Когда он со своим «национальным социализмом» добился власти, кто-то спросил его: может ли он представить себе в экономической системе государства что-нибудь, кроме крупного капитала и трестов? Нет, он не смог придумать ничего другого. После этого ему оставалось лишь молча наблюдать, как Франция проводила в жизнь те самые реформы, которые он обещал народу, хотя в душе и думать о них боялся.
Этот тип относится с наивным почтением ко всякой силе, на которую он может с уверенностью положиться, либо потому, что она материальная, либо, — если уж духовная, то по крайней мере поношенная и притупившаяся. Заменить ее — ему не по плечу, с него хватит того, что он ее защищает; во имя отживших сил он готов стать пугалом для тех людей, которые в противоположность ему обладают смелостью создавать новое. Он не учитель и даже не хозяин, это — верноподданный с неизлечимой унтер-офицерской психологией. Он постоянно охвачен страхом, жутким страхом, который никогда его не покидает и делает способным на любое зверство; источник этого страха — в его подсознании. Этот человек потому так и хитер, что ему слишком многое надо скрывать. Он смутно осознает, что с ним что-то неладно и что дальше это не может так оставаться. В этом он прав: он будет свергнут, и свергнет его революция. Она надвигается, он уже слышит ее раскаты. Его преследует кошмар в образе немецкого Народного фронта; он пытается отогнать его всеми средствами, но тщетно. Народный фронт идет.
И тем не менее угроза войны остается весьма реальной вещью. Это подсказывает разум, да и инстинкт самосохранения предостережет всякого, кто неосторожен или склонен не сознавать наличия опасности. Немецкие милитаристы, завершив техническую подготовку войны, льстят себя надеждой, что подготовка душ им тоже удастся. Однако в душевном вопросе их подвела личность их собственного фюрера: такого «вождя» мог выбрать себе лишь в корне негодный режим. Впрочем, антифашистская оппозиция налицо, она подтверждает факт своего существования тем, что предлагает вниманию Всемирного конгресса мира меморандум; цель его — не запугать, а предостеречь народы. Угрозе войны противостоит воля всех народов к миру, — не исключая и немецкого народа. Против опасности войны поднимутся — если они этого захотят — народные правительства. Не следует только придавать угрозам нацистов большего значения, чем они того заслуживают; не следует также обманываться насчет действительного положения дел у этого насквозь прогнившего режима — проявите твердость, и вы увидите, как он попятится назад. Вопреки Гитлеру и его пособникам во всех странах народы и их правительства в состоянии обеспечить мир, — такой, каким он должен быть: подлинный и нерушимый.
МЮНХЕН
Мюнхене ему подарили Богемию. Все ездят к нему с богатыми дарами — не потому, что он силен и подготовлен к войне и не из-за его вооружения. Скорее всего из-за его речей. Каждому хотелось бы разговаривать таким языком, каким разговаривает он, — языком диктатора. Они тоже пытаются произносить диктаторские речи, но никому из них это не удается так, как ему, которого они столь же почитают, сколь ненавидят Германию. Представители демократии охотно говорят теперь, что Гете недоставало доброты, о которой им раньше приходилось слышать. Злейшего из всех когда-либо властвовавших индивидуумов находят достойным подражания. Мюнхен — это плод их страстного желания быть таким, как он.
В своей речи от 26 сентября фюрер Гитлер назвал президента Бенеша сумасшедшим. Аналогичного заявления с другой стороны не последовало. Тогда