Слуга Государев. Тетралогия - Денис Старый

Ну право слово! Как дети! Как начинаешь объяснять прописные истины, так гладят бороды и соглашаются. И даже когда до конца не понимают, о чем идет речь, все равно соглашаются. Ну не показаться же глупцами, как можно.

И смотрят, словно на мудреца какого.

— Что сделать с ентими? — спросил Прошка, указывая на сидящих прямо на земле крикунов.

— Да пусть себе идут. Уже все знать должны, что Первый стрелецкий полк за правду стоит. Так что всем быть осторожными и не выходить куда. Скоро я все выясню, но семьи свои лучше держать тут, в Стрелецкой слободе, — сказал я.

Я говорил и посматривал в сторону этих двух агитаторов. Пусть они услышат все доводы против того, что им наказали распространять по полкам. Может, совесть проснется? Вот услышали, и будет. Так что я провел взглядом слегка побитых агитаторов и продолжил:

— Вот вы, стрельцы, за выплаты говорите. Так разве же в том Нарышкины виновны, что не платят. Кто жа голова казны? — спросил я.

Обязательно нужно найти не только того, кто хороший. Но важно же на кого-то свалить ответственность. Вся ситуация должна быть разложена по полочкам, все ответы — иметь свое место в головах стрельцов. Вот тогда уже никто их не переубедит.

Да и не сильно-то и сложно было перебить информационную повестку агитаторов. Что у них? Нарышкины — зло? Так обещали уже те самые Нарышкины оплатить все долги стрельцам. Но кто на самом деле стоит за невыплатами? Правильно — это Иван Михайлович Милославский, ответственный за казну.

— Стало быть, на Милославском вина? — растерянно спрашивал теперь один из десятников.

— Не ищите виноватых. Наше дело — защищать трон! — строго говорил я, как будто не хотел никого осуждать, но тут же и добавил: — А так — да… У кого серебро на выплаты, тот и платить должон.

— А как жа плач царевны Софьи?.. Она шла за гробом да все причитала, что Нарышкины отравили царя Федора, — оказывается, что еще один вопрос не освещен мной.

И недосуг понять, что говорить можно много чего. Вон, говорят, что кур доят! А на деле козлов сцеживают.

— Да, ить плакала она, что Нарышкины извели царя Федора Алексеевича, — другой стрелец также выражал заинтересованность.

— А все ли вы баб слушаете, что плачут на похоронах? — спросил я.

— Эт да… Плакальщицы яко завоют, что те волки на луну. Да говорят всяко… — нашелся у меня помощник.

И после были вопросы, когда уже выкинули за ворота усадьбы крикунов и караулу приказали никого не пускать, окромя своих.

Всех стрельцов волновало будущее. Главным вопросом стоял финансовый. И было понятно: какая сила закроет этот вопрос, на ту сторону и станут стрельцы. Ну, может, уже кроме моего полка. Тут я уже постарался и продолжаю правильно агитировать.

Тем не менее, события знаковые, прошедшие через всю смуту, и оставившие отголосок и до нынешних времён.

Еще не меньше часа разговоров. А после я решил, что нужно собирать актив и с ним уже по-деловому решать. А то эта охлократия, власть толпы, еще пару дней может меня тут держать и вопросы выдумывать.

Я уже слезал с телеги. Стрельцы направлялись разжигать костры внутри двора, чтобы варить кашу походную. А ко мне подошел стрелец, наверное, самый старый из всех присутствующих. Я уже видел его, такого колоритного дедка в красном кафтане и с длинной седой бородой сложно не заметить.

— Все верно, лепо, ажно заслушался. Токмо беги-ка ты, Егорка, отсель. Не пройдет жа без следов тое, что полковника забил. Не станут слушать, как случилася все. Виновным назначить, да и дело с концом. Вот принял бы ты сторону Софьи… Многое простили бы. Но идешь по правде… — кряхтел старик, удивительным образом все еще находящийся, судя по всему, на службе.

— Выдюжим! — ответил я.

— Ну смотри… Они уже идут за тобой. Уж больно, шельмец, ты ловок, особливо с речах своих. Яко и я был по малолетству лет своих.

Да разве же я не знал, что все только начинается? Что еще возможен суд, или судилище. Что, может, собираясь в Кремль, я как та мышь, подкрадываюсь к приманке в мышеловке. Все понимаю. Но бежать… Я не бегаю, если только не на тренировках.

Нужно идти в Кремль, челобитную нести. Да свою участь определять. Предупреждать, с риском для себя. Но без риска не съешь ириску, и не приголубишь Иришку, и не… Да ничего не бывает большого и великого, чтобы на алтарь не положить что-то важное. А меня важное — жизнь!

Глава 6

Москва. Новодевичий монастырь

11 мая 1682 года

Два Ивана, один Василий, еще Пётр и… Невообразимо, но девка… Софья… Эти люди находились в одной горнице, келье Новодевичьего монастыря. То, что жена будет находиться в обществе более, чем одного мужа, да и не родственного, не венчанного — уже что-то из ряда вон выходящее. И мало кто мог бы поверить, что подобная встреча возможна, уж тем более в стенах обители женского монастыря.

Не поверил бы никто, что такое возможно, если бы только не знали Софью Алексеевну. Это умнейшая и волевая женщина… Она смогла уже к себе приучить, показать свою мудрость и силу. Мужа не имеет, но этот факт не помешал Софье вкусить плотских утех. Кто-то знал об этом, иные только догадывались, но все — молчали.

Сейчас Софья Алексеевна нужна была собравшимся в келье людям, и они закрывали глаза даже на то непотребство, о котором некоторые судачат в московских закоулках. Впрочем, никто свечу в покоях царевны не держал [авторы исходят все же из того, что у Софьи была любовная связь с Голицыным, ну и с Шакловитым — значительно позже, отрицаем слухи, что чуть ли не с каждым стрельцом].

Софья Алексеевна молчала. Она здраво рассудила — на всех подобного рода собраниях и совещаниях не лезть вперёд мужчин. И так у некоторых, особенно у Ивана Андреевича Хованского, сильно страдало самолюбие. Претило подчиняться, пусть и дочери царя Алексея Михайловича, умнейшей женщине в России, но всё одно — бабе.

Мужи выскажутся, а слово последнее все едино останется за Софьей. Она уже научилась говорить с мужами. Но сегодня все может быть несколько иначе. Нет время на степенные, неторопливые разговоры.

— Подмётные письма от моего имени встречают стрельцы славно и довольно. Завтра уже поднимать могу полки, — горделиво, подбоченившись, произнёс Иван Хованский. — Готовыя за мной, их поводырем боевым,