Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев

— Фредерик, Вам не кажется это подозрительным? Он всё же аристократ, к тому же воспитанник этого корпуса… — сощурился старший.

— Что Вы, сэр Сэмюэл? Эндрю совершенный дикарь, который не способен бороться со страстями! Пребывание в этом корпусе только усилила его тягу к женщинам и выпивке! — длиннолицый с жаром принялся защищать своего клиента.

— Смотрите, Фредерик! — с плохо скрываемым презрением прошипел сквозь зубы толстяк, — Если что-то сорвётся, я не посмотрю на то, что Вы мой племянник! Вы отправитесь туда, куда и должны — в Индию! Не сомневайтесь в моих словах, юноша! Даже если Ваша мать и моя родная сестра Джейн будет валяться у меня в ногах, снова умоляя пристроить её любимого сыночка!

— Милорд! — в голосе молодого человека явственно прозвучал отчаянный страх, — Я гарантирую Вам, что Эндрю будет есть у меня с рук! Он сделает всё, что нам потребуется!

— Добейтесь, чтобы это существо начало таскать Вам документы русского посла Черкашина. Я желаю быть уверенным в том, что он не подослан к нам Пономарёвым…

— Как же он может быть подослан… — начал было пьяно возмущаться Фредерик, но дядюшка, оскалившись, так махнул скрюченными от злости пальцами перед его лицом, что молодой человек в испуге замолчал, преданно вытаращив глаза.

— И в том, что этот московит не полный идиот! — закончил толстяк и ткнул тростью в сторону выхода, давая понять, что разговор окончен.

Длиннолицый, кланяясь, вышел спиной вперёд. Когда дверь за ним закрылась, толстяк возвёл глаза горе и пробормотал про себя:

— Такой же тупица, что и моя лошадь-сестра! Мой Бог, и это мой ближайший родственник! Обязательно надо принять меры, чтобы эти слабоумные не испортили мне игру… Да, надо-надо…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Утром едва держащийся на ногах молодой блондин громко стучал в дверь дома русского посла, где он, как и большинство сотрудников посольства проживал. Ему открыл высокий ещё старый негр в ливрее и дорогом парике.

— Господин Андре! — осуждающе покачал головой слуга.

— Молчи Эли! Молчи! Лучше принеси воды или лучше пива! — отмахнулся от него Оболенский, демонстрируя крайнюю степень опьянения, но, войдя в дом, выпрямился и, тяжело помотав головой, уверенно направился по хорошо знакомым коридорам.

— Разрешите войти, Алексей Фёдорович! — постучал молодой человек в дверь кабинета посла.

— Андрюша, любезный! Наконец-то! Заходи-заходи! — радостно поприветствовал гуляку Черкашин, вставая из-за стола, за которым он работал, — Илюшенька, неси-ка рассолу, нашему молодчику сейчас он весьма пригодится!

Оболенский тяжело упал в кресло подле стены, а широко улыбающийся слуга быстро принёс ему на подносе графин с зеленоватой жидкостью и широкий бокал на тонкой ножке. Андрей жадно присосался к напитку, после второго стакана взор его чуть просветлел.

— Что же, Андрюша, как дела твои? Чего вчера этот лазутчик от тебя добивался? — ласково спросил посол, с некоторой нежностью глядя на измотанного юношу.

— Снова поил меня безбожно, дядюшка, да к девкам продажным возил! — поморщился Оболенский.

— Да уж, наслышан. Илюша говорит, что тебя самому Стивенсу показывали.

— Что? Сам сэр Сэмюэл соизволил меня изучать? — удивился молодой человек.

— Изволил, душа моя, изволил…

— Что же решил?

— Сдаётся мне, Андрюша, что решил именно то, что мы и хотим… Уже сегодня утром лорду-канцлеру поступило на рассмотрение твоё дело. — хитро усмехнулся посол.

— Моё дело? — искренне удивился Оболенский.

— Твоё-твоё! Ты, душа моя, снасильничал сначала дочь, а потом и жену майора Роберта Чаппина, славно сражающегося в Индии…

— Я? — неверяще хлопал глазами Андрей, — Да я и не знаю их вовсе!

— Ты, душа моя! — уже хохотал Черкашин, — Сам Стивенс всё и состряпал. Так что, не позднее, чем сегодня вечером ты официально станешь преступником и с крючка сэра Самуэла уже не соскочишь!

— Ох, дядюшка! — отмахнулся молодой человек от смеющегося родственника и устало потёр глаза, — Не могу я столько пить и гулять! Сил никаких нет. Мне бы на коня или в библиотеку, хотя бы на недельку, а?

— Не ломайся, душа моя! — с улыбкой проговорил посол, — Терпеть недолго. Думаю, тебе сегодня уже предложат таскать у меня из стола секретные документы и даже пригрозят плахой за несуществующие художества. Наверное, рыдающими барышнями пугать будут и клеткой в Тауэре[13]… М-да…

— Ох, дядюшка! Сидел бы я дома, в России, служил бы по статской линии… Может, на Камчатку бы отъехал или даже в Калифорнию… — мечтательно сказал Оболенский.

— Терпи, солдат! — также ласково улыбался ему Черкашин, — Терпи, сынок! Иди поспи, Андрюша, ночь тебе снова предстоит весёлая…

— Что, Илья, — с ухмылкой спросил посол у своего камердинера, когда Оболенский ушёл спать, — хорош ли Андрюша в своей роли-то?

— Поистине великолепен! — воздел руки вверх чернокожий русский, — Так увлечённо играть выпивоху и дурака, может не каждый. А если знать, на какие жертвы он идёт…

— Да уж, друг мой, такой путь с открытым забралом пройти может один из многих тысяч…

— У Вас, Алексей Фёдорович, совершенно невероятный племянник!

— Что ты думаешь, Илюша, Андрей — племянник мне? — покачал головой посол, — Откуда у меня в родне Оболенские-то? Я же из черниговских мелкопоместных, канцелярская крыса…

— Скажете тоже, крыса! — возмутился псевдокамердинер, — Я же помню, как Вы Джима Хенли успокоили…

— А это, Илюша, исключительно твоя ошибка! — отчётливо выделив слово «твоя», проговорил Черкашин, — Не след было мне самому этого лазутчика резать, я про него и знать-то не должен был.

— Больше не повторится, Алексей Фёдорович! — понурил голову огромный негр, — Не догадался, что Стивенс может и несколько подсылов у нас завести.

— Ладно, я тоже хорош был… В общем, было время, пришлось и руками поработать, да… — задумчиво улыбаясь, протянул посланник, встряхнул головой, отгоняя несвоевременные воспоминания, и вернулся к разговору, — Так вот, сего поручика кавалерии мне очень порекомендовал, кто бы ты думал? Сам Трубецкой!

— Николай Николаевич-то?

— Он. Андрей Оболенский умудрился на манёврах расшибиться так, что врачи ни в какую его не соглашались в армии оставить. Куда податься молодому дворянину? Особенно если он третий сын не шибко богатого отца, а?

— В монастырь? — робко спросил посланника собеседник.

—