Я – Товарищ Сталин 4 - Андрей Цуцаев

Челюсть Рябинина напряглась, мысли закружились. Блокада без объявления войны. Хитро. Они уморят наши войска в Испании, отрежут помощь Абиссинии и назовут это миром. Он наклонился ближе.

— А заверения в мире? Вы сказали, они говорят Москве, что дружелюбны. Как они собираются продать эту ложь?

Моро достал папиросу из кармана, зажёг её спичкой, которая зашипела в сыром воздухе. Дым вился вокруг его лица, пока он говорил.

— Они мастера. Дельбос шлёт телеграммы послу Кулондру, в Москву. Всё улыбки, всё обещания. Говорят, поддерживают вашу борьбу с фашизмом, что Франция с Советами против Гитлера и Муссолини. Даже предложили конференцию в Париже — какой-то грандиозный разговор о «европейском единстве». Но это дымовая завеса. Настоящий план — в тех меморандумах, что я вам дал. Они пропустят ваши корабли сейчас, чтобы вы продолжали воевать в Испании, но как только вы начнёте побеждать — скажем, ещё одна победа, как при Хараме, — они затянут петлю. Порты закроют, корабли завернут, может, даже интернируют. Они рассчитывают, что вы истощите себя против фалангистов Франко и легиона «Кондор» Гитлера, а Франция и Британия поимеют с этого выгоду.

Пальцы Рябинина слегка постукивали по чемодану, разум просчитывал последствия. Если они закроют порты, нашим бригадам в Испании конец. Ни винтовок, ни снарядов, ни еды. И Абиссиния — Хайле Селассие проиграет без наших поставок. Они держат нас за дураков.

— Даты, Андре. Когда они начнут блокаду? И как далеко она зайдёт? Они нацелены на наши торговые суда или только на военные?

Моро выдохнул дым, взгляд скользнул к липе, чьи ветви слегка качались на ветру.

— В телеграммах нет точных дат, но в меморандуме Левассёра сказано о середине апреля для начала серьёзных патрулей. Они начнут с «инспекций» — французские и британские корабли будут останавливать ваши в Средиземном море, проверять грузы на «контрабанду». Это предлог, конечно. Они будут задерживать ваши корабли, изымать всё, что смогут оправдать. Торговые суда, военные — неважно. У них есть список советских кораблей, ваши маршруты через Стамбул и Пирей. Я видел его на столе Перрена. Они также давят на Турцию, чтобы закрыть Дарданеллы для ваших кораблей, но это ещё в переговорах. Что до Абиссинии, британцы уже перебрасывают эсминцы в Аден. К маю, если не раньше, они заблокируют ваши пути через Красное море.

Рябинин почувствовал, как в груди все сжимается. Турция — это ключевой узел. Если закроют Дарданеллы, то мы отрезаны от Чёрного моря. Персия слишком медленная, слишком рискованная. Нам нужны эти пути. Он наклонился ближе.

— А итальянцы? Вы сказали, они в деле.

Моро затушил папиросу, раздавив её о булыжники.

— Муссолини играет на обе стороны, как всегда. Он обещал нейтралитет, но поставляет Франко оружие и самолёты, а французам говорит, что держит свой флот вне средиземноморских патрулей. Я видел письмо от Чиано, их министра иностранных дел, к Дельбосу. Итальянцы хотят свой кусок — контроль над Албанией, может, долю в Абиссинии, если она падёт. Они будут молчать, пока французы и британцы позволяют им держать свои колонии и влияние на Балканах. Грязная игра, мсье Перес. Все они делят мир, а Советы хотят вытеснить.

Рябинин откинулся назад, он думал. Москве нужно знать это сейчас. Мы можем перенаправить через Варну, может, подкупить турок, чтобы держали проливы открытыми. Но если британцы в Адене, Абиссиния потеряна. Он взглянул на парня у фонтана, который теперь подошёл ближе, притворяясь, что завязывает шнурок. Слишком близко, подумал Рябинин, рука потянулась к тайному отделению чемодана. Он повернулся к Моро.

— Вы хорошо справились, Андре. Эти документы — насколько они свежие? И можете ли достать ещё? Нам нужны детали: названия кораблей, графики патрулей, что-нибудь о переговорах с турками.

Лицо Моро побледнело, пальцы нервно теребили ремень портфеля.

— Телеграммы с прошлой недели. Меморандум — со вторника. Я могу попробовать достать ещё, но это всё сложнее. Перрен начал запирать кабинет, машинистки напуганы. В министерстве говорят о охоте на крота. Если я зайду слишком далеко…

Он замолчал, глаза метнулись к входу во двор, где мальчишка-разносчик на велосипеде остановился, взглянул на них и уехал.

— Я должен думать о Жюли. Если меня поймают, она останется одна.

Рябинин кивнул, его выражение лица на миг смягчилось.

— Я знаю, чем вы рискуете, Андре. Москва тоже знает. Мы защитим вас и Жюли, если дойдёт до этого. Но нам нужны эти детали. Без них наши люди в Испании и Абиссинии слепы. Ещё одно усилие — названия кораблей, даты, что-нибудь о британском флоте. Сможете?

Моро смотрел на булыжники. Органная музыка из церкви усилилась, печальный аккорд эхом разнёсся по двору. Наконец он кивнул.

— Ещё раз. Я попробую. Но это последний раз, мсье Перес. После этого я ухожу. Я добуду, что смогу, к следующей пятнице. Здесь же, в то же время. Если я не приду, значит, меня поймали — или я мёртв.

Рябинин встал, поправил шляпу.

— Пятница, значит. Будьте осторожны, Андре. Следите за хвостами, меняйте маршруты. Если заметите что-то странное, уезжайте из Парижа. Мы найдём вас.

Он помолчал, глаза встретились с глазами Моро.

— Вы все делаете правильно. Для Жюли, для Франции, для нашего дела.

Моро слабо улыбнулся, собирая портфель и зонт.

— Дело, — пробормотал он почти про себя. — Надеюсь, оно того стоит.

Он повернулся и пошёл к выходу из двора, его фигура растворилась в тумане.

Рябинин подождал, глаза обшаривали двор. Парень у фонтана исчез, сторож снова подметал. Рябинин задержал руку у чемодана. Слишком много глаз в этом городе, подумал он. Он покинул двор, выбрав извилистый путь по узким улочкам за Сен-Сюльпис, разум уже составлял зашифрованное сообщение для Москвы. Французы и британцы наступали, но он знал, что Сталин, обязательно найдет способ перехитрить их.

Кремль, 29 марта 1936

Утро в Москве было холодным, с серым небом, нависшим над Кремлём, словно тяжёлая пелена. В кабинете Сергея, на массивном дубовом столе лежали кипы документов: донесения из Испании, шифровки из Парижа, отчёты о производстве танков и самолётов.

Дверь кабинета открылась, и вошёл Павел Судоплатов, начальник иностранного отдела ОГПУ. Его тёмный костюм был безупречно выглажен, но под глазами залегли тени — бессонные ночи давали о себе знать. В руках он держал тонкую папку. Сергей жестом