Черные ножи 5 - Игорь Александрович Шенгальц
Поэтому он решил ликвидировать немца и сделать это своей рукой, чтобы точно быть уверенным в его смерти. Доверить подобное кому-то еще он не захотел.
Теперь Павел Анатольевич знал, что его враги существуют не только там, в Германии, но и здесь, в Москве есть те, кто будут вредить ему.
А предупрежден — значит, вооружен.
— Мы еще посмотрим, товарищи, кто победит в этой игре. Мы еще посмотрим…
Интерлюдия 3
Настя изнемогала от усталости, но упорно шла вперед, надеясь до ночи найти укрытие. Последние несколько километров она несла Ваню на себе, посадив его на закорки. Мальчик руками обхватил ее шею и тяжело дышал. Сам идти он уже не мог, силы его иссякли, но останавливаться было еще рано — тут местность хорошо просматривалась, требовалось уйти глубже в лес и там переночевать.
— Держись, боец, — пыталась подбодрить названного сына девушка. — Ты же герой, а герои — сильные и смелые! Они всегда побеждают!
Мальчик молчал, как и обычно. Речь так и не вернулась к нему, но Настя верила, что все будет хорошо. Она поможет, она будет рядом. Ваня обязательно излечится и проживет хорошую, долгую жизнь. Иначе зачем это все? Не может быть так, чтобы после всего, что они пережили, судьба не подарила им самый ценный подарок, который только существует на свете, — жизнь.
От немецких бауэров она ушла, хотя могла бы остаться и прятаться в большом подвале, как сделали многие другие женщины, спасенные из Равенсбрюка. Нет, от них не требовали ничего: ни работать, ни каких-то особых услуг. Эти немцы оказались людьми порядочными, рисковали собственными жизнями, пряча беглянок.
Но Настя не могла так — сидеть на одном месте месяцами, бояться каждой тени, любого шороха, ежесекундно переживать за свою жизнь и за жизнь Ванюшки. Она предпочла уйти. Их таких набралось четверо, кто решил пробиваться к своим.
Пробирались вперед ночами, держась лесных массивов. Был компас, один на всех, он очень выручал. Бауэры дали с собой в дорогу немного запасов — на первую неделю хватило, потом пришлось питаться подножным кормом. Ей-то ладно, сильная, выдержит, а вот мальчика жалко, совсем слабый, худой, еле ходит.
И молчит, ни слова, ни звука. Страшно смотреть на него. Но иногда, очень редко, Ваня улыбался, и тогда Настя считала, что день удался. Она расцветала от этих его исключительных случайных улыбок. Он превращался из замученного ребенка в самую настоящую надежду, что все изменится в лучшую сторону, что все не зря. И у нее появлялись силы. Без Вани она бы давно пропала, не выдержала бы, сдалась.
С ним держалась. Понимала, что не будь ее рядом, не станет и его. А она очень хотела, чтобы он жил.
Вперед, только вперед!
Примерно неделю они шли вместе с другими женщинами, потом их дороги разошлись в разные стороны, и Настя осталась с Ваней одна. Кто-то не выдержал темпа и решил попробовать перезимовать в лесу, благо, погода постепенно налаживалась и уже не было так холодно, и можно было ночевать, укрывшись еловыми ветками. Другие выбрали иное направление пути.
Настя шла в сторону Польши, надеясь каким-то образом добраться до Беларуси. Это было практически нереально, но день за днем, шаг за шагом, километр за километром она постепенно приближалась к своей цели.
Дорогу осилит идущий.
Шли, прятались, ночевали в заброшенных домах, коровниках, свинарниках, чаще просто в лесу. Ели, что находили. Опять шли, опасаясь всего вокруг.
Настя несла мальчика часть времени, когда тот уже не мог идти самостоятельно. Тащила его, когда сама готова была упасть на землю и не вставать. Будь она одна, давно так бы и сделала. Но присутствие Вани придавало ей сил.
Они не была его биологической матерью, но пожертвовала бы своей жизнью, не задумавшись, чтобы он выжил.
— Терпи, милый, еще немного, еще чуть-чуть…
Ваня молчал, не плакал, не ныл. Просто молчал. Но его запавшие пронзительные глаза говорили громче любых слов.
Они выбрались из очередного подлеска. Посреди черного поля стоял дом. Ни дыма из трубы, ни проблеска света в окнах. Никого здесь не было, причем уже давно. Дом был мертв, как, возможно, и его бывшие владельцы.
— Смотри, Ванюша! Там мы переночуем! Там тепло! А, если повезет, еду найдем…
И правда, нашли. В подвале оказался целый склад консервных банок и круп. Видно, хозяева делали запасы на долгий срок, но по какой-то причине уехали, оставив все добро нетронутым. А мародеров в этих краях не водилось — слишком далеко от больших дорог.
Повезло!
Конечно, топить камин Настя не решилась — дым было бы видно издалека, а случайные гости ей были совершенно не нужны. Но зато нашлись теплые пледы, одеяла, шкуры. Они закутались с головой и вскоре согрелись.
И ужин — он был шикарен! Давно уже они не объедались так обильно. Настя даже решилась откупорить бутылку вина, найденного там же в подвале, и с удовольствием выпила пару бокалов, моментально захмелев с непривычки.
Потом Ванюша уснул здоровым сном, впервые за все эти дни, а она еще долго сидела у окна, глядя на мрачный пейзаж, потягивала вино и думала.
Кто же он был на самом деле, этот Дмитрий Буров, совсем еще с виду ребенок, но с далеко не детскими глазами? Он вновь встретился на ее пути, чтобы выручить из беды. Тогда в Челябинске она не воспринимала его всерьез, а после и вовсе сбежала на фронт, потом закрутила роман с хирургом…
Но в Равенсбрюке она взглянула на Диму совсем иным взором. Он показался ей настоящим мужчиной — опытным, способным взять на себя ответственность, решительным. И она кляла себя, что не разглядела его раньше, не поняла его суть, стальной стержень характера.
Он мог бы стать надежной опорой для любой женщины. Сильный, смелый, настоящий.
Вряд ли они еще когда-то увидятся, жизнь не дарит вторых шансов. И все, что у нее от него осталось, это лишь черный клинок — тот самый, что создали златоустовские мастера для бойцов Уральского танкового корпуса.
Она взяла нож в руки. Он придавал уверенность.
— Я дойду, — прошептала Настя, — я обязательно дойду! Клянусь!
Потом подошла к спящему Ване и положила клинок в ножнах рядом с ним.
— Береги его, — прошептала она, — храни и передай своим детям. А они пусть передадут своим детям. Это подарок от человека, спасшего твою жизнь…
Ванька ее
