Помещик 3 - Михаил Шерр
И по информации господина Иванова, а он, как говорится, держал руку на пульсе, голода, конечно, избежать не удалось. И кое-где едят хлеб с лебедой. Но голодных смертей нет и, тем более, страшного — каннибализма и поедания трупов.
Он безапелляционно заявляет: пусть с лебедой, но хватит до весны. И почти сто процентов — будет что сеять.
Но это всё не про нас. В моих владениях — полная чаша. И это всё благодаря Александру Георгиевичу Нестерову, его расторопности, умению хозяйствовать и щедрости.
Мало того, что у нас итоги уборочной были намного лучше других, так по моему приказу осенью закупились мясом и многим другим, что было на рынке.
А уж Анна Андреевна отшлифовала ситуацию, завезя перед Рождеством в уже скуднеющие амбары зерно, привезенное из губерний Новороссии.
А самое главное, она сдержала обещание и завезла семенное зерно.
Особых проблем не чувствуется и в Калуге. По уездам — скромнее, но голода не чувствуется.
Традиции ёлки на Рождество еще нет, пока это исключительно столичное явление, да и то только среди знати и состоятельных горожан.
А вот рождественские базары начали кипеть и бурлить за несколько дней до праздника. Везде как из-под земли стали появляться ледяные горки, многие из которых — настоящие произведения искусства.
Рождество мы решили провести в Сосновке. Как и везде, у нас к празднику начали готовиться заранее, но в этом году он несколько особенный. Сосновка и Торопово фактически начали становиться одним целым из-за моей покупки тороповского имения. Вдобавок, под боком поселилось три сотни сербов. Они, конечно, православные, но немного другие.
Дней за десять до Рождества ко мне пришли старосты и, неожиданно, вместе с ними домоправительница Елена.
Барский дом в Торопово стоит пустой; я не собираюсь ничего с ним решать, пока не разрешится ситуация с Василием. За ним, естественно, тщательно смотрят.
В доме — огромная гостевая зала. С какой целью строители дома это сделали, мне неведомо, но она действительно огромная. По моему мнению, там смело можно разместить столы, за которыми сядут Торопово с Сосновкой, и еще место останется.
Эта гостевая зала занимала отдельное крыло дома.
Вот в этом огромном помещении пришедшая депутация попросила разрешения устроить рождественский стол. Ничего криминального в этом я не увидел и разрешил.
На Рождество я приказал закрыть трактир и ресторан, и все занятые в них утром рождественского сочельника поехали домой.
Только что было зимнее солнцестояние, и сочельник — еще один из самых коротких дней года. Поэтому он казался еще и бледным, словно выцветшим. Солнце, бледно-лимонное, не поднялось высоко и рано скатилось за черную щетину леса. Морозный воздух густел, становился хрустальным, и каждый звук — скрип полозьев по укатанной дороге, далекий лай собаки — звенел в этой тишине особенно отчетливо. К полудню из труб изб потянулись тонкие, прямые струйки дыма — топили печи для праздничной стряпни.
На деревенских улицах пахло по-особенному: не просто дымом и щами, а хвоей, воском от еще не зажженной свечи и медовым духом кутьи.
Этот запах создавался духом, который шел от каждой избы. В них не только готовили праздничное угощение, но и украшали перед праздником.
В красном углу, под образами, застилали стол чистой, грубого полотна скатертью, а под нее подкладывали пушистую солому — в память о яслях Вифлеемских. Под образа ставили необмолоченный сноп ржи — «дидух», чтобы урожай будущий был добрым.
В усадьбе тоже украсили красный угол, который был в столовой. Почти везде на подоконниках расставлены свечи, а стекла детвора разрисовала ледяными узорами.
В сочельник — строгий пост. До первой звезды — ни крошки во рту. Везде стоит тишина; во многих избах взрослые занимаются тихими домашними делами, мелкая ребятня нетерпеливо поглядывала в заиндевевшее окошко, где уже проступал синий вечер.
Мы посетили службу в нашем приходском храме в Торопово и не спеша отправились домой.
На небе, пронзительно-холодном и ясном, уже загоралась первая, крупная, как слеза, звезда, и в каждой избе на стол ставили горшок с кутьей.
Две наши кухарки подают горшок с кутьей Анне, и она ставит его на стол. Я, как глава семьи и всего нашего поместья, зажигаю лучину от угля в печи и подношу ее к лампадке перед иконой Спасителя. Теплый, живой огонек вспыхивал, озаряя лик, и кругом разливался трепетный, золотистый свет.
Я читаю молитвы и затем пробую кутью. За мной — все остальные: Анна с Ксюшей и вся наша дворня, которая собралась за столом. Первая ложка — за усопших, потом — за живых. Трапеза была постной, тихой, благоговейной: кроме кутьи, на столе стояла постная каша, грибы, рыба, кисель. То же самое происходит в каждой избе нашего имения.
После ужина до самой заутрени везде царила атмосфера спокойного, сосредоточенного предвкушения наступающего праздника. Дети слушали рассказы стариков о том, как в эту ночь животные говорят человеческим голосом, а вода в колодцах превращается в вино.
По крайней мере, это рассказывает Пелагея Ксюше и другим мелким нашей усадьбы.
А по деревенским улицам уже пошли колядовщики. К нам они обязательно придут, когда мы вернемся с праздничной службы.
Ночь казалась бездонной и звёздной. К полуночи вся Сосновка и Торопово, от мала до велика, потянулись к нашему храму. Он похож на большой резной терем, засыпанный серебром инея. В темноте мерцали огоньки фонарей, слышался мягкий скрип снега под валенками, сдержанный говор. Вся толпа сливалась у распахнутых дверей храма, откуда лился поток тепла и света и неслось мощное, стройное пение: «Слава в вышних Богу, и на земли мир…»
Сербы встречают Рождество в соответствии со своими традициями, но на службе они вместе с нами и весь рождественский день.
Рождественским утром мы собираемся и торжественно едем в Торопово. Следом за нами — вся деревня и сербы.
Морозное солнце играло на бриллиантовых искрах снега. Караван саней наполнил окрестности шумом и гамом.
На сельской площади перед храмом тороповские соорудили настоящий зимний парк для гуляний, основу которого составляют ледяные горки, на которой вовсю уже гуляет молодежь, к которой успела уже присоединиться и сосновская.
Гремя бубенцами и колокольчиками, по площади ходят ватаги ряженых — «славящих Христа», ребята и парни, завернутые в вывороченные тулупы, с вымазанными сажей лицами, изображают медведей, коз, чертей и цыган. Они шутками-прибаутками, с песнями-колядками, желающими здоровья и богатства, встречают каждые
