Я – Товарищ Сталин 7 - Андрей Цуцаев
— Я передам, — сказал он. — Как мне связаться с вами?
Микаэль кивнул одному из своих людей, и тот протянул Дитриху небольшой свёрток ткани, перевязанный верёвкой. Свёрток был лёгким, но Дитрих почувствовал, как его сердце забилось быстрее, когда он взял его в руки. Что там? Инструкции? Или что-то ещё?
— Здесь инструкции, — сказал Микаэль. — Передай их своему начальнику. И не пытайся нас найти. Мы сами найдём вас, когда придёт время.
Дитрих кивнул, сжимая свёрток. Он понимал, что этот момент был поворотным. Если оромо станут союзниками Абвера, это может дать Вёлькнеру преимущество, которого он так жаждал. Но если это была ловушка, он мог стать первой жертвой.
— Хорошо, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно. — Я сделаю, как вы просили.
Микаэль кивнул, его лицо осталось непроницаемым. Он сделал знак долговязому абиссинцу, который привёз Дитриха. Тот вошёл в хижину, держа в руках тот же чёрный мешок.
— Пора, — сказал абиссинец голосом, лишённым эмоций.
Дитрих не сопротивлялся, когда ему снова надели мешок на голову. Он слышал, как Микаэль отдал короткий приказ на оромо, и почувствовал, как его вывели из хижины и усадили в телегу. Обратный путь был таким же долгим и молчаливым. Дитрих пытался запомнить звуки, но слышал лишь скрип колёс, фырканье мула и редкие крики птиц. Он чувствовал себя уязвимым, словно пешка, которую передвигают по доске, не спрашивая её мнения. Когда мешок наконец сняли, Дитрих оказался у того же склада на окраине города. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона, а тени от акаций удлинялись, ложась на пыльную землю. Долговязый абиссинец молча указал ему на дорогу и исчез, словно растворился в воздухе. Дитрих поправил очки и глубоко вдохнул, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Он чувствовал, как усталость наваливается на него, словно тяжёлый груз, но знал, что должен немедленно доложить Вёлькнеру.
Дитрих вернулся в консульство к вечеру, его одежда была покрыта пылью, а лицо — напряжённым. Вёлькнер ждал в своём кабинете, сидя за столом с чашкой давно остывшего кофе. Его взгляд был прикован к карте, но он поднял глаза, увидев Дитриха. Майор сразу заметил тревогу в глазах лейтенанта, но его собственное лицо осталось непроницаемым.
— Рассказывай, — сказал Вёлькнер.
Дитрих положил свёрток на стол и начал рассказывать. Он описал дорогу, хижину, встречу с Микаэлем, его требования и угрозы. Он говорил быстро, но чётко, стараясь не упустить ни одной детали. Его голос дрожал от напряжения, но он старался держать себя в руках. Вёлькнер слушал молча, его лицо не выражало эмоций, но его пальцы слегка сжали ручку на столе, когда Дитрих упомянул оромо.
— Оромо, — сказал Вёлькнер, когда Дитрих закончил. — Это интересно. Они сильны, но ненадёжны. Их поддержка может дать нам преимущество, но Берлин не обрадуется. Итальянцы тоже будут недовольны, если узнают, что мы ведём переговоры за их спиной. Ты уверен, что Микаэль говорил от имени своего народа?
Дитрих кивнул, хотя в его глазах мелькнула неуверенность. Он всё ещё чувствовал тяжесть взгляда Микаэля, его холодную уверенность, заставлявшую чувствовать себя под прицелом.
— Он выглядел человеком, привыкшим командовать, господин майор, — сказал Дитрих. — Его люди подчинялись ему без вопросов. Но я не знаю, насколько велико его влияние. Он дал нам неделю на ответ. Если мы откажемся, они найдут других. Возможно, британцев.
Вёлькнер кивнул, его взгляд скользнул по карте. Он знал, что оромо были не просто повстанцами — они были силой, способной изменить ход войны. Но их требования — оружие, деньги, советники — означали, что Абверу придётся пойти на риск, который Берлин мог не одобрить. И всё же возможность была слишком заманчивой, чтобы её игнорировать. Вёлькнер чувствовал, как азарт и осторожность борются в его груди. Он был игроком, и эта партия была одной из самых сложных в его карьере.
— Это риск, — сказал он наконец. — Но и возможность. Мы не можем позволить британцам или Советам перехватить оромо. Я подготовлю сообщение для Берлина, но мы будем действовать осторожно. А пока, Ханс, следи за Абебе. Он знает больше, чем говорит. Если это ловушка, он первый, кто за неё ответит.
Дитрих кивнул, чувствуя, как усталость и напряжение сковывают его тело. Он всё ещё ощущал жар солнца на коже, скрип телеги в ушах и тяжесть взгляда Микаэля. Но он был солдатом, и его долг был выполнять приказы.
— Да, господин майор, — сказал он.
— И ещё, — добавил Вёлькнер. — Проверь свёрток. Если там что-то подозрительное, доложи мне немедленно.
Дитрих кивнул и вышел, сжимая свёрток в руках. Вёлькнер остался один, его взгляд вернулся к карте. Он чувствовал, как игра становится всё сложнее, но это только разжигало его решимость. Он начал составлять зашифрованное сообщение для Берлина.
Глава 14
Ночь опустилась на Аддис-Абебу, но в особняке фитаурари Тадессе, возвышавшемся на холме в северной части столицы, жизнь не замирала. Его резиденция была воплощением богатства и власти, редким даже среди элиты Абиссинии. Построенный из белого известняка, добытого в горах близ Гондэра, особняк сиял в лунном свете, словно жемчужина в море теней. Высокие арочные окна, обрамлённые витражами с изображениями древних царей, львов и ангелов с огненными мечами, отбрасывали разноцветные блики на мраморные полы внутреннего двора, выложенные мозаикой в виде солнечного диска, окружённого звёздами. В центре двора журчал фонтан, вырезанный из чёрного базальта; его струи переливались в свете масляных ламп, подвешенных на кованых бронзовых цепях, чьи звенья были украшены тонкой гравировкой в виде виноградных лоз. Стены двора покрывали резные панели из сандалового дерева, инкрустированные перламутром и золотом, с изображениями сцен триумфов Абиссинии: от легендарной победы при Адуа до коронации Менелика II, чья фигура в золотой мантии возвышалась над поверженными врагами. Над входом в главный зал висел герб Тадессе — золотой лев, держащий копьё, окружённый созвездием из девяти звёзд, выгравированных на массивной бронзовой плите, отполированной до зеркального блеска.
Внутренние покои особняка были шедевром роскоши, созданным, чтобы подчёркивать статус владельца. Зал для приёмов, где Тадессе встречал гостей, был устлан персидскими коврами ручной работы; их узоры переливались оттенками шафрана, кобальта, изумруда и глубокого кармина, создавая ощущение, будто пол оживает под ногами, словно поверхность озера, тронутого ветром. Потолок украшала мозаика из цветного стекла, изображавшая