Жуков. Зимняя война - Петр Алмазный

Каждое орудие, от гигантской Бр-5 до сорокапятки, знало свою цель и било по ней, экономя снаряды и превращая инженерное чудо «линии Маннергейма» в лунный пейзаж из воронок, щебня и искореженного металла.

Грохот стоял такой, что в ушах звенело даже в глубоком тылу. Земля непрерывно дрожала. Воздух стал густым, едким от запаха гари и взрывчатки. Как себя чувствовали финские солдаты в траншеях, можно было только гадать.

Артиллерийская канонада, бушевавшая почти час, начала стихать. Артиллеристы перешли к методичным, прицельным ударам по еще огрызающимся огневым точкам противника. Вот только противнику радоваться было пока рано, ибо в наступившей относительной тишине послышался новый звук.

Глава 17

Это был нарастающий, нестройный гул десятков авиамоторов. С востока, едва различимые на фоне серого неба, шли эскадрильи. Первыми, на бреющем полете, пронеслись истребители «И-16» из 59-й истребительной авиабригады.

Их задачей было очистить небо от вражеской авиации и прижать к земле финские зенитные точки. Следом, чуть выше, шли «Чайки» — «И-153» 7-го истребительного авиаполка, но сегодня они были вооружены не только пулеметами.

Под их крыльями висели мелкие осколочные бомбы АО-10 и выливные авиаприборы ВАП-500 с ослабленной химической смесью. Ею «опрыскивали» деревья в глубине финской обороны, с целью выкуривания «кукушек».

Однако главный сюрприз ожидал противника в третьей волне. В воздухе показались совершенно непривычные для этого времени силуэты. Это были прототипы бронированного штурмовика «ЦКБ-55», еще не получившего впоследствии знаменитое название «Ил-2».

Ширококрылые с угловатыми кабинами «летающие танки». Это была опытная партия из шести машин, срочно переброшенная с испытательного полигона под Москвой, по личному распоряжению Сталина. Видимо, после моего доклада.

Пилоты «ЦКБ-55», он же «БШ-2», были лучшими из лучших, прошедшими ускоренный курс. По радио с КП авианаводчика, находившегося на переднем НП рядом с командиром штурмового батальона, пошел сигнал:

— «Ястребы», цель — траншеи перед квадратом 38–50. Прямо перед вами. Вперед.

«И-153» первыми ушли в пике. С характерным воем они проносились над самыми верхушками елей, почти цепляя их, и в упор, с высоты 50–100 метров, расстреливали из пулеметов видимые огневые точки и сбрасывали бомбы.

За ними, чуть медленнее, но неотвратимее, пикировали прототипы «Ил-2». Отбомбившись, они заходили на второй круг, строча из пулеметов и пушек, от сплошного огня которых не спасали укрытия.

Ну что ж, одни изменения, внесенные благодаря моей настойчивости, автоматом повлекли за собой другие. Фоторазведка дала подробную карту укреплений. Артиллерия, по координатам на этой карте, разрушила долговременные укрепления и подавила артиллерию.

Теперь авиация, пользуясь теми же данными, а также — сведениями, полученными от наземных наблюдателей, точечно вычищала то, что осталось — живую силу врага в траншеях. Точнее — едва живую.

Финны, пережившие артобстрел и только-только начавшие выползать из укрытий, чтобы занять позиции, попали под новый, неотвратимый удар с воздуха. Против штурмовиков, летящих над самыми кронами, не было спасения в открытых траншеях.

С наблюдательного пункта я видел в стереотрубу, как целые участки финских траншей на нашем участке превращаются в развороченные полосы земли. Вряд ли там было теперь кому и из чего отстреливаться.

И все-таки, только пехота могла окончательно выбить противника с занимаемых позиций. Ровно в семь ноль ноль, когда последние «Илы» выбирались из пике и уходили на аэродром, по всем каналам связи прозвучала команда:

— Пехота, вперед!

Цепь красноармейцев в белых маскхалатах поднялась из укрытий. Их движение уже не напоминало первые учебные атаки. Они шли быстро, используя воронки, но почти не залегали под ответным огнем — его почти не было.

Поддерживаемые огнем легких «БТ», штурмовые группы бежали к развороченным укреплениями второй линии. Деморализованные финские солдаты вяло сопротивлялись. Донесения командиров подразделений подтверждали достигнутый успех.

Само по себе это не означало, что дальше нам будет легче, но история советско-финской войны уже пошла по иному пути, нежели та, что была мне известна. Жаль только, что некому об этом рассказать.

Землянка в ближнем тылу 50-го стрелкового корпуса

Землянка был маленькой, сырой и намертво промерзшей. Единственный свет исходил от коптилки на столе, отбрасывающей дрожащие тени на бревенчатые стены. За столом сидели двое — сотрудник особого отдела, в звании младший политрук, и арестованный.

Алексей Иванович Воронов сидел на табуретке, съежившись, как побитая собака. Он торопился выложить все, что знал. Перескакивал с одного на другое, сбивался с мысли, словно так давно хотел признаться, что теперь не мог утерпеть.

— … в штабе округа, в Ленинграде… Я был дежурным по складу обозно-вещевого имущества… Играли в «покер» в одном доме… Сумма… большая сумма. Я ее задолжал партнерам. А казенные деньги… они у меня на руках были. Я взял. Думал, отыграюсь, отдам… Не отыгрался…

Он старался не глядеть на особиста.

— Потом была ревизия. Меня бы… Тогда ко мне подошел на Невском человек. Сказал, что знает о моей беде и может помочь… Это был художник-оформитель из детского издательства. Тойво Туурович Лахти. Он сказал, что может достать деньги, но за помощь… нужно было кое-что сделать. Передать сведения о размещении высшего комначсостава. Я… я передал. Потом еще. Он платил. И угрожал.

Младший политрук кивал и записывал.

— Тойво Туурович Лахти — это настоящее имя вашего знакомого? — спросил он.

— Не знаю… Он так представился. Знаю, что его кличка «Вяйнемёйнен»… Худой такой, говорит с акцентом… Мне кажется, что — с эстонским.

— Продолжайте.

— Потом Лахти появился снова. Он назначил мне встречу в бане на Кронверкском. Сказал уже откровенно, что теперь я должен работать на финскую разведку. Что у меня теперь нет выбора. Давал задания — узнать про комплектование обмундированием 7-й армии, а потом и про… комкора Жукова…

— И вы согласились? — спокойно спросил особист.

— Он угрожал! Сказал, сдаст меня как вора и изменника!.. Ну-у, что касается вещевого довольствия — здесь мне было, что сообщить, но вот о Жукове я ничего не знал, кроме того, что писали в газетах. А потом… потом на меня вышли люди из НКВД.

— С этого места, пожалуйста, подробнее.

И «Жаворонок» принялся рассказывать. И о том, как отправился на конспиративную квартиру к Мане, как неизвестный потребовал там шпионить за Жуковым, как на Фонтанке к нему подошел парень и отвез его в какой-то дом. А в этом доме с ним разговаривал солидный товарищ, который тоже дал ему задание следить за комкором, сообщив, что связным у него будет лейтенант Егоров.

— Они сказали, что если я не